Она так увлеклась, что почти забыла о Ленке. И Маринка слушала ее внимательно, слегка приоткрыв рот, потому что глаза у Мышки стали какими-то другими, точно она взяла да и увидела наконец эту самую лестницу и от радости теперь про нее, Маринку, забыла.
— Ну вот… Когда мой дедушка умер, — продолжала Мышка. — Я не знала, что он умирает, но тогда-то все и началось… Папа в больнице был, и мы ничего не знали. А у меня с двенадцати часов началось. «Господи, упокой его душу»… И ни о чем думать не могу, только сижу на кровати и твержу эти слова, даже не понимая, откуда они появились. Так и сидела, бормотала их до двух часов ночи. Потом пришел папа и сказал, что дед умер. В двенадцать часов…
Маринка невольно поежилась — ей стало страшно, как будто она прикоснулась к кромешной тайне, и хотелось заглянуть туда, поглубже, ощутить этот манящий воздух загадочности и даже попробовать угадать ответ, но она боялась.
— А с Кузякиной я и сама не поняла, почему это почувствовала… Просто вдруг увидела, что ее за плечо держит черная сморщенная рука с длинными когтями… Как на рисунках Гойи. Или Босха… И еще — я не знаю, как это произошло, но только эта рука и осталась пока снаружи, а остальное уже вошло в Ленку, понимаешь? Вошло — и смотрит из ее глаз…
— Брр, — не удержалась Маринка. — Как же ты с этим живешь?
— Я это вижу не часто, — улыбнулась Мышка. Сигарета потухла, и немного кружилась голова.
— Пора идти, — вздохнула она. — Дай Бог, чтобы с Ленкой у меня был просто мелкий и совсем не поучительный глюк…
Маринка ничего не ответила. Она все еще находилась под впечатлением Мышкиных рассказов.
— А просто будущее ты видишь? — поинтересовалась она, когда они уже поднялись в гору и шли мимо обшарпанного дома с магазином на углу.
— Иногда, — засмеялась Мышка.
— Ну, вот про меня, — попросила Маринка. — Никаких там черных рук?
— Ты будешь жить долго и счастливо, — успокоила ее Мышка. — Выйдешь замуж. У тебя будет трое детей. И хороший муж… Правда, туговато придется с деньгами, но это не самое главное…
— Это как посмотреть, — вздохнула Маринка. — Может, ты все-таки денежный вопрос в нашей будущей семье наладишь? Трое детей все-таки… Как-то надо их прокормить. Вырастить там, одеть-обуть…
Мышка ничего не ответила. На ее взгляд, вполне можно было обойтись и тремя составляющими счастья…
Маринка поняла, что глупо требовать от «джинна» чересчур много. Поэтому тоже замолчала, думая о своем. Например, почему Мышку все считают дурочкой. Говорить с ней Маринке было удивительно легко и приятно. И Мышка совсем не подходила под определение «дуры». Наоборот…
Они дошли почти до Мышкиного дома, и тут Маринка остановилась как вкопанная, присвистнув невольно от восхищения.
На лавке перед домом сидел принц. Таких Маринка прежде не видела… Даже на проспекте. Длинные волосы принца волной спадали по плечам, и были при этом чистые, расчесанные, и сам принц был какой-то… Маринка даже запнулась, подыскивая определения этой дивной красоте.
Он, наверное, иностранец, решила она. Но тут же подумала, что в их закрытом городе отродясь не было никаких иностранцев. Особенно иностранцев — хиппи. А этот, несомненно, был как раз из них.
При их появлении принц поднялся, скользнул по Маринке равнодушным взглядом и уставился на Мышку.
Маринка невольно оглянулась и увидела, что Мышка стоит опустив глаза. При этом она покраснела почему-то и старательно ковыряла носком туфли землю.
Принц тем временем подошел к ней и сказал:
— Привет…
— Привет, — эхом отозвалась Мышка.
Маринка хотела что-то сказать, чтобы тоже приобщиться к этой содержательной беседе, но вдруг поняла — она тут лишняя. Это больно ударило ее в самое сердце. Стало как-то пусто и одиноко. И в то же время надо было уходить.
— Я пойду, — сказала она, дотрагиваясь до Мышкиной руки.
Мышка посмотрела на нее, и у Маринки создалось ощущение, что для Мышки сейчас существуют два мира. И тот, где находится с ней этот принц, Мышке куда важнее, чем тот, где все остальные. Можно, конечно, обидеться, но ведь это так глупо…
— Пока, — кивнула Мышка. — Завтра увидимся…
Маринка пошла прочь, и ей было так грустно, что хотелось по-дурацки заплакать. И еще ей хотелось обернуться, но она старалась этого не делать. Ведь это…
И все-таки она не выдержала и обернулась.
Они стояли молча и глядели друг на друга. На минуту Маринке показалось, что они стоят, а вокруг них какое-то мягкое свечение, точно они и не люди вовсе, а два ангела… А потом она почему-то подумала — хоть бы с ними ничего не случилось… Потому что в этом… «зверинце» стопроцентно такие истории плохо кончаются…
— Здесь не любят ангелов, — прошептала она, пытаясь прогнать томительное предчувствие беды.
Он нежно убрал с глаз ее челку и что-то сказал. Она подняла на него глаза, все еще не улыбалась, оставаясь серьезной и немного грустной.
Маринка вдруг почувствовала, что как ни крути, а получается, что она за ними подглядывает. И хотя ей этого страшно не хотелось, она пошла дальше. Все больше и больше удаляясь от странного островка света и нежности, у которого ей так хотелось побыть подольше. Чтобы хоть немного согреться…
* * *
— Как дела? — спросил он, убирая челку с ее глаз. Она ему мешала, эта длинная челка. Мешала видеть ее глаза.
— Нормально, — пожала она плечами.
Он вдруг понял, что вопрос был дурацкий, и ответ такой же… Если бы можно было разговаривать молча, душами…
— Я думала, что никогда тебя уже не увижу, — сказала она, поднимая глаза.
— Я тоже думал, что никогда тебя не увижу, — рассмеялся он. — Сидел два дня и писал стихотворение… Вот, возьми.
Она развернула сложенный вчетверо листок и стала читать. «Маленькая Мышка, сидя на горшке, так прелестно пела, как поют везде… Мышку изловили, в клетку посадили, проволочной дверцей хвостик прищемили… Но маленькая Мышка все равно поет. Что может с ней случиться, пока она живет?»
— Странно, — сказала она. — Опустим мое сидение на горшке, предположим, я распеваю именно там… Но последние две строчки надо переставить. «Маленькая Мышка все равно живет. Что может с ней случиться, пока она поет?»
— Как скажешь, — развел он руками. — Хотя это говорит наша с тобой разница в возрасте. Мне важнее жить, тебе — петь…
— Жить и петь, — тихо сказала она, глядя ему в глаза. — Спасибо. Я не ждала от тебя такой… нежности.
— Я сам от себя не ожидал, — улыбнулся он. — Наверное, это закон нежности. Появляться именно там, где ее никто не ждет.
Он поднял голову и посмотрел на небо. Облака плыли над ними, и на секунду ему показалось, что не такие уж эти облака равнодушные. Будто они в данный момент довольно заинтересованно следили за ними. Как почетный эскорт для парочки идиотов, обреченных на вымирание, усмехнулся он про себя.
