Я смотрю на Дэррока, думая о том, какой будет его реакция, если я попытаюсь отнять копье. И вижу в его глазах то, чего еще совсем недавно не было. Я одновременно и большая угроза, чем он предполагал, и более ценное приобретение — и это ему нравится. Ему нравится сила и нравится обладать женщиной, которая может использовать силу.
Мне отвратительна мысль о том, что Принцы будут шагать у меня за спиной. Но слова Дэррока о том, что Видимые собирают армию, незнание того, что за руны я держу в руках, и ледяные Темные Фейри, сжавшие меня с двух сторон, — хорошие аргументы. Я склоняю голову, отбрасываю с глаз темные кудряшки и смотрю на Дэррока. Ему нравится, когда я называю его по имени. Думаю, при этом он вспоминает мою сестру. Алина была мягкой, южанкой до мозга костей. Мы, женщины Юга, кое-что знаем о мужчинах. Мы знаем, что их нужно часто называть по имени, чтобы они чувствовали себя сильными, нужными. Они должны быть убеждены в том, что последнее слово всегда остается за ними, даже если это не так. И мы всегда, всегда поддерживаем в них уверенность в том, что они получили главный приз в единственном по-настоящему важном соревновании, когда сказали «согласен».
— Если мы ввяжемся в битву, Дэррок, ты обещаешь вернуть мне копье, чтобы я могла защитить нас? Это ты позволишь?
Ему нравятся слова «защитить нас» и «позволишь». Я вижу это в его глазах. Он улыбается. Касается моей щеки и кивает.
— Конечно, МакКайла.
Он смотрит на Принцев, и они исчезают.
Я не знаю, как вернуть эти руны. Я не уверена, что их вообще можно вернуть.
Когда я бросаю их за спину, в сторону Принцев, те издают звук, напоминающий звон разбитых хрустальных кубков, и быстро телепортируются, уворачиваясь. Я слышу, как руны шипят и дымятся на мостовой.
Я смеюсь.
Дэррок косится на меня.
— Я хорошо себя веду, — мягко отвечаю я. — И не говори мне, что Принцы этого не заслужили.
Я начинаю лучше понимать Дэррока. Он находит меня забавной. Я вытираю ладони о кожаные штаны и рубашку, пытаясь избавиться от кровавого следа. Бесполезно, красный оттенок уже впитался.
А потом Дэррок берет меня за руку и ведет по аллее между «КСБ» и гаражом Бэрронса, где спрятана коллекция машин, которую я так хотела заполучить, и я не смотрю по сторонам. Я смотрю только перед собой.
Я потеряла Алину, не смогла спасти Кристиана, убила Бэрронса, стала близка с любовником своей сестры. Я причинила боль Дэни, чтобы прогнать ее, а теперь объединилась с армией Невидимых.
Я смотрю только на цель, и у меня нет пути назад.
10
Пошел снег, укутывая ночь мягким белым безмолвием. Мы направлялись к Темпл Бар Дистрикт: топающая, ползущая, скользящая мерзость Невидимых. За мной двигались касты, которые я видела лишь однажды, в ту ночь, когда Дэррок провел их через дольмен. Я не хотела рассматривать их ближе, чем в ту ночь. Некоторые Невидимые не так уж плохи. Носороги отвратительны, но из-за них я не чувствую себя... грязной. Другие же... ну, даже от того, как они двигаются, по коже бегут мурашки, а их взгляд словно оставляет слизь.
Мы проходим под фонарем, и я смотрю на прикрепленную к нему листовку: «"Дэни дейли", 97 дней ППС».
Заголовок хвастливо сообщал о том, что Дэни убила Охотника. Я попыталась думать, как она, чтобы определить, какой сегодня день. На это ушла минута, но я наконец поняла: ППС означает «после падения стен». Я быстро подсчитала в уме. В последний раз я была в Дублине 12 января.
Девяносто семь дней после Хеллоуина — ночи падения стен — это пятое февраля.
Значит, меня не было, как минимум, двадцать четыре дня, вероятно, дольше. Листок был поблекший, полинявший от дождя и снега. Еще немного, и я бы не смогла его прочитать.
Сколько бы я ни пропадала, Дублин не сильно изменился.
И хотя многие фонари, которые были вырваны из земли и уничтожены, теперь заменили и вставили разбитые лампочки, провода остались рваными. То тут, то там шумели генераторы, поддерживая жизнь в забаррикадированных домах или под землей.
Мы шли мимо красного фасада одноименного бара — «Темпл Бар Дистрикт». Я заглянула туда. Ничего не могла с собой поделать. Я любила это место ДПС — до падения стен.
Теперь это была темная пустая коробка с разбитыми окнами, перевернутыми столами и стульями и пергаментными останками людей. По их расположению я поняла, что в самом конце клиентов загнали сюда. Бар был переполнен.
Я представила, как выглядела Темпл Бар Дистрикт, когда я впервые ее увидела: ярко освещенная, с множеством людей. Из-за открытых дверей на мостовую лилась музыка. Парни свистели мне вслед. Я даже на пару благословенных секунд забыла о том, как горевала по Алине. Потом, конечно, возненавидела себя за это.
Я помню, как проводила долгую неделю до Хеллоуина: гуляла по улицам Дублина из конца в конец, от рассвета до заката, чувствуя себя бесполезной, беспомощной при всех своих якобы талантах ши-видящей. Я не знала, переживу ли Хеллоуин и переживет ли его мир, поэтому пыталась вложить как можно больше в последние дни.
Я болтала с праздными гуляками и играла в триктрак с беззубыми стариками, английский которых был так искажен диалектом и идиоматическими выражениями, что я понимала их с пятого на десятое, но нам это не мешало. Старики были рады вниманию симпатичной девушки, а мне не хватало домашнего уюта.
Я посетила все достопримечательности. Ела в винных погребках и пила виски с теми, кто был не против.
Я влюбилась в город, который не смогла защитить.
После того как Невидимые вырвались из тюрьмы и изувечили Дублин — оставив тьму, разруху и пепелища, — я мечтала увидеть его восстановленным.
Теперь же я хотела заменить его.
— Ты чувствуешь ее, МакКайла? — спрашивает Дэррок.
Я все еще сдерживаю свои способности ши-видящей, насколько могу. Я устала и не хочу искать «Синсар Дабх». До тех пор пока не узнаю все, что ему известно.
— Нет.
— Там много Фейри?
— Город кишит ими.
— Они принадлежат к Светлому или Темному Двору?
— Мое чутье не может этого определить. Я способна только засечь Фейри, но не могу определить их касту или принадлежность.
— Сколько их?
Я устанавливаю громкость на «три с половиной». Раньше десятая доля такого количества Фейри в непосредственной близости заставила бы меня схватиться за живот и бороться с тошнотой. Сейчас меня это заряжало. Делало более живой, чем мне хотелось бы.
— Они со всех сторон, по двое и по трое. Они вверху, на крышах и в небе. Я не думаю, что они наблюдают именно за нами, скорее они следят за всеми.
Они тоже охотятся за Книгой? Я убью их всех. Она моя.
