Необъяснимо для самого себя он развернулся и ринулся прочь. Его пальто зацепилось за одну из машин, и он порвал ткань, вырываясь из ее зубов.
Его шаги проклацали по одному мостику. По другому. На лестницах было слишком темно, и он чуть не оступился на одной из них и не разбился насмерть…
Вырвавшись наконец наружу, он обратил лицо к ливню, который будто бы опадал с поблескивающей кирпичной шкуры возвышающегося над ним здания.
В своей гостиной Титус обнаружил женщину, с комфортом устроившуюся на софе. На ней была уютная кофта на пару размеров больше, безупречные бедра облегали черные лосины, а ноги согревали носки. На полу в пределах ее досягаемости стояла кружка с кофе. Голова повернута к экрану ВТ. Она, похоже, не слышала, как он вошел, или же была слишком увлечена просматриваемой программой, чтобы отметить его присутствие. Хотя нет — ВТ был выключен. Экран, на который она так пристально смотрела, был пуст. Уходя, Титус забыл выключить не ВТ, а свой голографический проектор. Он коснулся панели управления, и привлекательная чернокожая женщина исчезла… Точно так же, как почти уже два года тому назад. Даже от ее кружки с кофе не осталось и следа.
Он заглянул в одну из двух спален, но нет — она была пуста. Призрака его сына там не было. Сейчас мальчик был на Земле. Титус оставил на стенах его постеры, а в углу все еще стояла маленькая кровать.
Перебросив свое разодранное и промокшее пальто через спинку стула, он сел за свой рабочий стол и вставил крошечную таблетку из записывающих очков в компьютерную систему. Его хранитель экрана демонстрировал старомодное ядро для сноса зданий, врезающееся в антропоморфный собор с мультяшной мордочкой, который вздрагивал, повизгивал и уменьшался с каждым дурашливо звучащим ударом. Затем начала проигрываться его запись, и он перемотал ее почти до конца.
Он останавливал запись несколько раз, просматривая ту ее часть, когда вглядывался в мягкое свечение из нутра машины. Может, дело было в плохом освещении, на которое он пытался делать поправку, работая с картинкой, но миниатюрный поршень не был отчетливо виден. Он выглядел как темная клякса или мутное пятно, словно двигался слишком быстро, чтобы за ним мог уследить человеческий глаз, хотя, насколько он помнил, все было не так.
Наконец он дошел до той части записи, где приблизился к стеклянной стене и заглянул за нее.
Он хотел приглядеться к темному лицу плененного призрака. Увеличить его. Осветлить картинку. Он заранее ужасался тому, что могло ему открыться, — тем глазам, что тогда смотрели на него.
Но он так ничего и не увидел. Те моменты, в которые он смотрел сквозь стекло, запись выдавала в ином свете. Стена так же светилась, однако это выглядело так, будто свечение исходило от самого материала. И казалось, что никакой комнаты там нет. Все, что он увидел, — это выделяющуюся на желтом сеть темных вен, которую можно было принять за трещины на поверхности. Но, увеличив изображение, он заметил, что самые толстые ответвления ее слегка пульсируют.
Ему на ум пришел богомол, притворяющийся цветком. Но этот образ, пожалуй, был слишком грубым. Тогда, может, мотылек, чьи крылья имитируют цвет и текстуру коры.
А еще он подумал о мертвых. И о том, что после них остается.
На следующее утро он не спешил со сборами на работу. Ему даже звонил его шеф, но отнесся к этому весьма по-дружески. Увидев, что Титус все еще в пижаме и халате, он посоветовал ему взять выходной, если он плохо себя чувствует.
— О, а что там с тем местом, к которому ты собирался приглядеться? — спросил его начальник перед тем, как отключиться. — Ты вообще вчера туда добрался?
— Это пустышка, — сказал тихо Титус, глядя на экран и гадая о том, что он пытался защитить или уберечь. — Там нет никакого здания.
Жертва
1: Скованные одной цепью
На этот уикэнд снова устроили снегопад. И так будет каждую неделю вплоть до самого Рождества. В рабочие дни недели с неба не упадет ни снежинки. Зачем препятствовать дорожному движению? Да и сегодня снега было не так много, чтобы он мог хоть как-то затруднить шоппинг. Наоборот, его было ровно столько, чтобы пробудить в покупателях праздничный дух, а с ним и стремление к трате своих денег.
Магниевый Джонс сидел, прислонившись к стене, у самой вершины Бака, машины, которая кому-то могла напомнить нефтяной танкер старых времен, поставленный на нос. Скорчившись среди труб и выпускных каналов, он напоминал детеныша горгульи. Отовсюду ввысь поднимался пар — жаркие выхлопы изнутри могли заживо сварить любого из Рожденных, как лобстера. Джонс был обнажен и прижимался плечом к решетке, закрывавшей жужжащий вентилятор. Когда ему удавалось раздобыть растворимый кофе или суп быстрого приготовления, он кипятил воду, ставя котелок на козырек над вентилятором. Одежды он не носил, чтобы ее не спалить.
Не все из Выращенных были невосприимчивы к жару — некоторые могли переносить жуткий холод. На шестой террасе заводского двора, выходившей на Бак, коротали свой перерыв несколько Выращенных. Некоторые из них были обнажены и с радостью обращали лица навстречу сыплющемуся снегу. Многих встревожило, что руководство Завода позволило Выращенным брать перерывы. Ведь таким образом предполагалось, что с ними следует считаться, даже заботиться о них.
Прищурившись, Джонс всматривался в снежную пелену. Он узнал кое-кого из рабочих. Хотя все они были лысыми и все были клонами какой-то жалкой полудюжины Рожденных, голову каждого украшала индивидуальная татуировка, что позволяло отличать их друг от друга. Обычно в рисунки были вплетены буквы и цифры — личные коды. У некоторых на лбу были выколоты их имена. Кроме того, татуировки были раскрашены в соответствии со специализацией — фиолетовая Доставка, серый Бак, голубая Криогеника, красные Печи и так далее. Татуировка Магниевого Джонса была красной. В татуировках был и какой-то художественный элемент. Они могли изображать символы, знаковые для Панктауна или же для Земли, с которой вела свой род большая часть его колонистов. Это могли быть животные, знаменитости, звезды спорта. Татуировка Магниевого Джонса представляла собой кольцо пламени, охватывающее его голову подобно короне. Сквозь огонь проглядывали несколько черных букв и штрихкод, напоминая обугленный скелет сожженного дома.
Именовали Выращенных с той же выдумкой и юмором. Из стоящих на террасе он узнал Шерлока Джонса, Имитацию Джонса и Баскетбольного Джонса. Ему показалось, что он углядел Подсознательного Джонса, возвращающегося внутрь. Восковые Губы Джонс сидел на ограждении и болтал ногами над улицей далеко внизу. Джонс Джонс потягивал кофе. Черника Джонс вел приглушенную беседу с Цифровым Джонсом. Копирайт Джонс и Джонс Из Военной Разведки только что вышли из здания, чтобы присоединиться к остальным.
Наблюдая за ними, Магниевый Джонс скучал по тем временам, когда сам беседовал с некоторыми из них, скучал по единственному перерыву, которого приходилось ждать первые десять часов рабочего дня. Но скучал ли он по самим созданиям? Он чувствовал родство с прочими Выращенными, сопереживал их жизням, их ситуациям… Но это могло быть следствием того, что он видел в них себя, а потому и переживал он свою жизнь, свою ситуацию. Временами родство ощущалось как братство. А вот привязанность? Дружба? Любовь? Он не был уверен, что его чувства можно было определить такими словами. Может, и Рожденные чувствовали не сильнее, чем он, и попросту приукрашали и романтизировали свои собственные бледные чувства?
