Ведь он сожжет их. Сгорит мамаша Лапута, и все гномы, лепреконы, и орки, и эльфы, и тролли, и люди, живущие там. Все сгорят, никого не останется. Серый песок, серое небо. Впереди — дорога к побережью, сзади—в глубь пустыни. Свет все ярче, солнце у горизонта. Рассвело. Все было ясно с самого начала, и я повернул к городу.
2
Когда я прижег руку «заморозкой», боль почти прошла, но пальцы на ощупь стали казаться каменными. Наверное, оббитый железными пластинами сундук был тяжелым — уже подлетая к краю пустыни, я увидел альфина с Атласом Макинтошем на спине. Они летели медленнее меня. Что-то там происходило странное, какие-то отблески мелькали между крыльев…
Очень медленно, но мы догоняли их. Внизу, посреди желтого, мелькнуло зеленое — Оазис. От него поднимался широкий столб дыма, но сейчас мне было не до владений лепрекона Малика. Альфин летел, мерно взмахивая крыльями, а я потерял сознание. Когда очнулся, желтое внизу уже исчезло. Мы неслись низко над грядой холмов, тянувшихся почти до городской стены. Я откинулся назад, улегся спиной на спину альфина и коснулся скрюченным пальцем запястья. Здесь, вдалеке от базы, войти в Патину было куда труднее, к тому же я ощущал отчаянную слабость. Все же ненадолго мне удалось сосредоточиться, и я увидел аналог эльфа. Его окутывал светящийся ореол. Те образы, что привиделись мне, когда я первый раз заглянул в сундук, плясали вокруг. Потом со стороны призрачных силуэтов города поднялась сеть — маги, постоянно несущие охрану Кадиллиц, всполошились. Несколько сгустков холодного огня устремились наискось вверх, и одновременно от аналога Макинтоша наперерез рванулись силуэты. Призрачные пики и мечи разлетелись стаей и прорубили защитную сеть. Аналог альфина нырнул в образовавшуюся широкую прореху, вокруг развернулось облако ледяной эссенции, она потушила огненные сгустки. Вспышка света ударила в нас, заклубился туман, словно плотный полог пара окутал все вокруг.
Я вышел из Патины и увидел под нами городскую стену. Неуправляемый альфин опустился слишком низко. Промелькнули головы взобравшихся наверх стражников, оружие в поднятых руках… альфин сильно дернулся.
Перекувырнувшись через его спину, я схватился за шерсть на боку и повис, качаясь. Рядом из могучей шеи торчала длинная стрела. Зверь судорожно взмахнул крыльями и смог выровняться. Я подтянулся.
Альфин с Макинтошем уже исчезли из виду, а впереди стремительно вырастало самое высокое здание Кадиллиц, где жил Протектор — Большой Дом на главной площади. Его крыша надвинулась, крыло альфина сшибло кого-то из лучников, всегда расставленных здесь, чтобы простреливать всю площадь. Из последних сил альфин попытался набрать высоту. Несколько стрел полетели нам вслед, но ни одна не догнала. Замелькали мостовые и крыши. Я еще успел увидеть «Облако», а потом впереди засинела река.
Кадиллицы стояли на берегу этой реки, впадавшей в океан. В последнюю секунду вся картина открылась моему взгляду: черные крыши складов, палатки, лотки и навесы, доки, мачты кораблей, торговая баржа и толпа гномов, запрудившая пристань возле нее. Альфин брюхом и лапами взрыл черепицу на наклонной крыше портового управления.
Черепица разлетелась во все стороны, будто вода от носа быстроходного корабля. Продолжая рассекать ее грудью, словно погружаясь в крышу, альфип некоторое время двигался вперед и достиг конька. Он вскрикнул, перевалил через конек и тут остановился. Если бы у меня действовали обе руки, то, наверное, я бы смог удержаться, а так пальцы сорвались.
Шея альфина вытянулась вперед, голова со стуком ударилась о противоположный скат крыши. Я покатился по ней, попытался ухватиться за длинный клюв, но это оказалось слишком сложно. Колени и локти выбили дробь по черепице, и на мгновение я завис на краю крыши.
Подо мной — балкон, с него кто-то наблюдал за происходящим внизу. Там словно расстелили пестрый ковер: разноцветные торговые палатки, телеги, помост с музыкантами, которых на помосте уже нет, валяются лишь брошенные волынки и скрипки.
Грохот, звон, крики и плач. Толпа гномов валит прочь от пристани, видно, как по торговой барже кто-то бежит к берегу, гномы, пришедшие на праздник, орки и люди падают, сталкиваясь, переворачивая палатки, ломая лотки, помосты и конечности друг друга.
Почему он дает им разбежаться? Чего ждет?
На волнах реки блики солнечных лучей, торговая баржа застыла посреди них приземистым коричневым утесом, река словно горит золотом, слепит глаза — все очень яркое, праздничное и безумное.
Я животом свалился на перила балкона, так что ноги оказались снаружи, а голова — внутри. От удара перед глазами потемнело, и я кувырнулся дальше.
Но на землю не упал. Узкая и длинная крыша пристройки, канцелярии, где сидели портовые клерки, писцы и счетоводы. Она совсем невысокая, только один этаж.
Я побежал по ней, двигаясь словно против течения — в обратную сторону текла ревущая река голов и плеч. Добежал до края канцелярии и спрыгнул уже возле реки.
Здесь никого не было. Пахло дымом и горелым мясом.
Покачиваясь из стороны в сторону, я сделал несколько шагов. Тихое хихиканье раздалось сверху.
— На кого я похож?
Я поднял голову.
Вдоль краев торговой баржи тянутся лавки, а посередине — широкий, чтоб могли двигаться повозки, проход. В дальнем его конце лежал альфин. Наверное, его принудили опуститься слишком быстро, и он сломал лапы. Рядом — груда обгоревших тел. Чтобы сделать это, хватило и одного заклинания из арсенала гномов.
Под стеной ближайшей к берегу лавки стоял сундук.
— На кого я похож?
Я посмотрел вверх. Он стоял на крыше лавки. Темный силуэт на фоне неба, окруженный ореолом текучих, изменчивых красок. Пеструю куртку из шкуры камелопада он снял, рубаху тоже. Сейчас одежда мешала ему — вся грудь исколота и покрыта сеткой кровавых струек. В пупок он вставил фиолетовый аметист, в соски вколол длинные булавки, на них, обмотанные красными нитями, висели крупные золотисто-зеленые хризолиты. Сквозь мочку одного уха проходила тонкая длинная кость, еще несколько торчало изо лба, на них, словно счетные косточки, нанизаны позвонки. Второе ухо скрывала большая стрекоза с растопыренным крылышками. Ожерелье из клыков висело на шее вместе с бусами, сплетенными из крысиных хвостов. Один глаз был широко раскрыт, на втором — засушенное тельце болотной жабы, когти которой впились в бровь.
Мне не нужно было сейчас даже входить в Патину, я видел все это и так. Заклинаний столько, что и в реале вокруг эльфа расплывалась пелена эссенции. Атлас Макинтош был почти не виден в мгновенно возникающих и исчезающих образах.
Облако серых кинжалов и пик, призрачных мечей и щитов, извивающихся луков, дрожащих стрел клубилось вокруг него. И такое же облако вокруг сундука у моих ног — эльф не смог приживить к своему телу все. Я видел то, что связывало материальную и магическую части заклинаний: тонкие пряди, маслянистые волокна, протянувшиеся между эльфом и сундуком. Они дрожали; блеклые круги, переливаясь и пульсируя, расходились от них по воздуху. Заклинания распирали тело эльфа. Он, должно быть, ощущал себя сейчас пинтовым сосудом из тонкого фарфора, в который кто-то попытался влить сто пинт воды.
