Что чувствует человек, находясь в нескольких мгновениях от разгадки тайны? Волнение? Радость? Сожаление, что все заканчивается? Келли не могла бы точно объяснить свои чувства. Она просто смотрела на стоящий перед ними банковский ящик.
В подобном же состоянии, наверное, находился и Брендон. Он так и не сказал ни слова, когда вернулся из банковского хранилища с заветным ящиком в руках.
Сотрудник банка, выполнив свою работу, оставил Брендона и Келли одних в комнате. Вот они и сидели за столом друг против друга, а между ними стоял металлический ящик. Он и связывал их прочной нитью, и вместе с тем разделял. Он был, несмотря на его небольшие размеры, подобен огромной скале.
— Ну что же ты? Давай… — хриплым голосом первой нарушила тишину Келли.
— Может быть, ты его откроешь? — Голос Брендона тоже подозрительно дрожал.
— Ну уж нет, — покачала головой Келли. — Он твой, и его должен открыть ты.
Брендон протянул руку, но тут же отдернул ее. Келли усмехнулась. Все-таки мужчины иногда бывают такими нерешительными! Особенно когда до разрешения вопроса остается совсем чуть-чуть. Но с другой стороны, она прекрасно понимала Брендона, почти физически ощущала его волнение. Ей так хотелось помочь ему! Но она знала, что он сам должен сделать последний шаг. Потому что этот шаг его, она всего лишь сторонний наблюдатель, не имеющий никакого отношения ни к этому ящику, ни к тому, что находится внутри него.
Келли смотрела на Брендона. За эти дни, что она провела рядом с ним, Келли лучше узнала этого человека. Сейчас он ей не казался угрюмым и надменным. Напротив, очень даже симпатичным и милым, а также добрым и внимательным, и к тому несчастным. Наблюдая за ним, Келли с ужасом осознала, что через несколько дней подойдет к концу ее круиз и она уедет далеко-далеко от Лазурного берега, от яхты «Леди Сисси», от Брендона. Сказка закончится, начнутся серые и нудные будни, в которых не будет место ни яркому, ослепительному солнцу Ниццы, ни ласкающей взгляд лазурной глади моря, ни созвездию Любви, которое они придумали с Брендоном прошлой ночью. И от этих мыслей сердце сжала невыносимая боль, такая сильная, что Келли поморщилась. И, чтобы скрыть эту боль, уничтожить ее, она подтолкнула ящик к Брендону и с непонятной ей самой злостью выкрикнула:
— Ну открывай же быстрее!
Брендон вытер вспотевшие ладони о рубашку и, взявшись двумя руками за ящик, подтянул его к себе. Тяжело вздохнул и медленно, очень медленно вставил ключ с пятилистным цветком в замочную скважину, повернул его и открыл крышку. Несколько секунд он сидел неподвижно, не смея заглянуть внутрь ящика. Эти секунды показались Келли вечностью. От нетерпения ее била нервная дрожь, но она молчала, давая Брендону возможность самому прыгнуть в омут, взлететь к облакам, а проще говоря, взглянуть на содержимое ящика.
И он взглянул. Несколько секунд он смотрел внутрь, запустил в него руку, а потом хмыкнул и, не сказав ни слова, подтолкнул ящик к Келли.
Внутри лежал кусок ткани. Келли, не вытаскивая, ощупала его. На ощупь он был холодным. Шелк, отметила про себя Келли и подняла глаза на Брендона. Он чуть кивнул, и Келли посчитала его кивок за разрешение извлечь эту вещь наружу.
То ли платок, то ли шарф — Келли понятия не имела, что это такое. Она расправила его на столе, разгладила до последней складочки. Двухцветный, разделенный вертикально на две части. Одна часть его была белой, вторая — красной.
На всякий случай Келли заглянула в ящик, но в нем ничего больше не было. Только этот непонятный кусочек шелковой ткани.
— Что это? — ткнув в нее пальцем, спросила Келли.
— Надо полагать, семафорный флажок, — безучастно ответил Брендон.
— Что за семафорный флажок? — удивилась Келли.
— Один из комплекта флагов международного свода сигналов. Такие флаги имеются на каждом судне и предназначены для передачи сообщений. Неужели ты никогда не видела, как такие флаги поднимают на мачте?
— Видела, в кино. Но я думала, что ими уже давно не пользуются. Для связи ведь есть телефоны, телеграф, компьютер, наконец.
— Такова традиция. Они же придуманы не сейчас, давно, еще в девятнадцатом веке, когда ни телефонов, ни тем более компьютеров и в помине не было. А вся связь между кораблями поддерживалась с помощью подобных флажков. Каждый флаг имеет свое собственное значение, и, когда он поднят на судне, на другом судне всегда знают, что ему хотят сообщить.
— И ты знаешь, что означает этот флаг? — Келли уже смотрела не на флажок, а на Брендона.
— Конечно, — кивнул он. — Я же окончил курсы капитанов яхт. Он означает: «У меня на борту лоцман».
— Бред какой-то, — скривилась Келли. — У меня на борту лоцман. И что это значит?
— Не знаю, — пожал плечами Брендон.
— И зачем графиня хранила в банковском сейфе этот флаг? — Келли от возмущения топнула ногой. — Она что, была психически нездорова?
— Нет, у нее была другая болезнь. — Брендон в отличие от Келли был абсолютно спокоен или, во всяком случае, старался таким казаться.
— Не понимаю, я ничего не понимаю… — Келли, вскочив со стула, забегала по комнате. — Если это шутка, то она не смешная. Арендовать банковскую ячейку, передавать тебе ключ… Зачем? Чтобы ты нашел семафорный флажок. Не понимаю!
— А ты надеялась найти в сейфе драгоценности графини? — Брендон с насмешкой смотрел на Келли.
Она смутилась.
— Ну… Может, и не драгоценности, но все-таки…
— Я же тебе говорил: нет никаких драгоценностей графини. Даже если они и были, то сейчас их не найти. Исчезли они, испарились, канули в Лету. Они даже не упоминались в завещании. Если бы графиня хотела мне их передать, то сделала бы это более простым способом, а не через загадки.
— А вдруг она хотела проверить, достоин ли ты семейных реликвий? — вдруг осенило Келли. — Вдруг она специально так тебя проверяет?!
— Если это так, то, значит, я недостоин. Я ничего не понимаю в загадках графини, — раздраженно ответил Брендон.
— Надо думать. — Келли снова села за стол и, подперев голову кулаком, принялась думать.
Брендон барабанил пальцами по столешнице, и это мешало Келли сосредоточиться. Она чувствовала, что разгадка совсем рядом, но та скользила, пролетая мимо сознания.
— Ты мне мешаешь, — сказала она недовольно.
— Ты такая красивая, когда думаешь.
Келли посмотрела на него — не издевается ли? Но в глазах Брендона не было даже намека на насмешку.
— Не мешай, — бросила она.
Но мысли улетучились. Слова Брендона сбили ее с толку. В голове звучала фраза: «Ты такая красивая…» Если вспомнить, ей никто и никогда не говорил подобных слов. Сама же Келли себя красивой не считала, и слова Брендона взволновали ее. Что он хотел сказать? Что она ему нравится? Или он произнес их просто от того, чтобы что-то сказать? Или это его очередная шутка?
