— Я ничего не имею против, — сказала она. — Спроси у Ричарда, как он отнесется к твоему предложению.
Ричард тоже не возражал. Напротив, был очень рад, как и его жена Харриет.
Разговоры смолкли, как только в церкви появилась Элен. Николас мгновенно повернулся к ней. Лицо его выдавало волнение, темный строгий костюм подчеркивал мощный разворот плеч, стройность длинных ног. Справа от жениха стояла Джулия Палмерс, покачивая Эвелин, укутанную в одеяльце из кипенно-белых кружев.
Элен, подойдя к алтарю, могла лишь беспомощно переводить взгляд с серых серьезных глаз Николаса на головку дочки, черные волосики которой почти полностью скрывал белый кружевной чепчик. Поглощенная шквалом чувств, невеста была не в силах выдавить из себя хотя бы одно слово.
Николас взял ее за руку, но от этого Элен стало еще хуже. Достав белый носовой платок, он смахнул со щеки невесты слезу, тихонько шепнул ей на ухо:
— Ты сегодня очень, очень красивая!
Сказано это было так, что Элен показалось, будто душа ее взмыла в небеса и парила над церковью. Словно во сне, произносила она положенные слова, принимала его кольцо и надевала Нику на палец свое.
Осыпаемые конфетти, они выходили из церкви. Одна из присутствующих на церемонии жительниц Вудвила шепнула:
— Почему она плачет?
— Гормоны, — ответила всезнающая соседка, — она совсем недавно родила дочку.
— И я бы заплакала, если бы выходила за него замуж!
Сейчас, когда все формальности остались позади и напряжение несколько спало, Элен, слыша этот диалог, не смогла удержаться и рассмеялась.
— Вот так-то лучше, — ободряюще улыбнулся Николас. — Готова принимать поздравления?
Честно говоря, Элен предпочла бы улизнуть, исчезнуть вместе с ним и Эви, но она понимала, что следует остаться. Церемония так взволновала ее, так растрогала, что Элен была вовсе не уверена в том, сможет ли правильно себя вести, когда останется наедине с Николасом. Наедине с мужем! Молодые, как и полагалось, присутствовали на праздничном обеде — с лососиной, клубникой и роскошным тортом. Великолепное шампанское из личных запасов покойного мистера Палмерса вызвало особенное восхищение гостей.
Сидя рядом с Николасом, державшим на руках их маленькую дочку, Элен беспомощно сжимала бокал с шампанским, едва пригубив его. Она не знала, что делать с чувством, внезапно родившимся в церкви, когда Ник смахнул слезинку с ее щеки. Ей показалось… Да нет, пустое… Ей показалось, что где-то на дне его души зажглась нежность, он смотрел на нее с такой искренней симпатией. Неужели с любовью? Не может быть! Но голос его оставался таким же ласковым, когда он, с улыбкой нагнувшись к Элен, спросил:
— Хочешь домой?
Домой! Как сладко звучит. Должно быть, я схожу с ума, подумала Элен, встретив мягкое свечение его глаз. Она кивнула.
— Мне лучше пойти к маме переодеться.
— Не надо, — глаза молодожена сверкнули чувственным обещанием, когда он скользнул взглядом по кремовому шелку, словно вторая кожа обтягивавшему полную грудь, — ты мне так нравишься в этом наряде.
Элен вспыхнула, как школьница. Что с ней? Безрассудно так реагировать на простенький комплимент.
— Спасибо, — сказала она, едва дыша. А затем, просто для того чтобы сказать хоть что-нибудь, спросила: — Эвелин поменяли подгузник?
— Да. Я сделал это сам. Ты знаешь, мне кажется, она самая лучшая девочка на свете, но, как и ты, я могу быть пристрастен. Давай попрощаемся со всеми, а потом я уложу Эви в машине.
Пятнадцать минут спустя они уже выехали из Вудвила. Эвелин крепко спала в своей колыбельке на заднем сиденье. Николас уверенно вел «бентли», Элен, не веря своему счастью, сидела рядом с ним.
Он метнул на нее быстрый взгляд.
— Ну, как тебе? Не так плохо, а?
— Неплохо. — Она с признательностью взглянула на него. — Спасибо тебе.
— За что?
— За то, что уговорил меня венчаться.
Николас блеснул белозубой улыбкой.
— У меня всегда хорошо получалось уговаривать девушек.
— Но я же далеко не девушка, — ответила она, усмехнувшись.
— Нет. — Николас замолчал, а когда заговорил вновь, в голосе его появилась горечь. — Но ведь ты была девушкой.
Элен решила, что ослышалась.
— Что? — недоверчиво прошептала она.
— Я был у тебя первым, не так ли? Первым твоим любовником?
— Ты хочешь сказать, что знал это? Все время знал?
— Не все время. — Она заметила, как жестко сжались его губы. — Нет. Но, как бы тебе это сказать, тайное достаточно быстро стало явным…
— Ник, ты не должен был…
— Но я сделал это, — сказал он горько. — Какого дьявола ты мне не сказала?
Элен удивленно подняла брови.
— Ты считаешь, что это как-то повлияло бы на все последующее?
Он бросил на нее жесткий взгляд.
— Не в моих правилах совращать девственниц. Я, черт возьми, был бы предусмотрительнее… в смысле контрацепции. Если бы я только знал!
Вот так удар! Это же все равно, что сказать: было бы намного лучше, если бы сегодняшнего дня не было. Стоило быть чуть-чуть поосторожнее, и всего этого можно было избежать. И как только могла она поверить, что он тоже счастлив? Дура. Элен закрыла глаза. Возьми себя в руки! — приказала она себе. Не стоит огорчаться. Нельзя быть такой ранимой. Нельзя разрушать то, что, может быть, станет первым честным разговором за всю историю их отношений.
— Но после того как ты понял, что я была девственницей, ты все еще предполагал, что я принимаю противозачаточные средства? — попробовала она прояснить ситуацию.
Руки Палмерса судорожно вцепились в руль.
— Я думал, ты скажешь мне, если не принимала. Или, в крайнем случае, сообщишь, если обнаружишь, что беременна. А когда ты ничего не сказала, я решил, что…
— Мы удачно отделались? — с горечью закончила за него Элен.
— Я просто считал, что заслужил чуть больше искренности после того, что было между нами.
— Не думаю, что в тот вечер ты выбрал самый честный способ получить желаемое, — напомнила ему Элен. — Ты всегда относился ко мне с какой-то маниакальной подозрительностью. Разве нет? А теперь ответь мне искренне — если бы я сказала тебе тогда, что ты будешь у меня первым, ты бы мне поверил?
Последние слова она произнесла очень тихо, и Ник ответил долгим вздохом.
— Вероятно, нет.
Элен поежилась как от удара. Она почувствовала себя потаскушкой.
— Тогда о чем можно говорить?
— Я думаю, есть о чем, — сказал он тихо. — Я хочу перед тобой извиниться за одну вещь.
