— Так и есть. Это семейный дом, — пояснил он. — Раньше здесь была молочная ферма, но потом мои родители прикрыли ее и перебрались во Флориду, чтобы насладиться законным отдыхом. Окончив ветеринарную школу, я решил открыть практику прямо здесь.
Женщина снова обвела взглядом старомодную кухню: выскобленный сосновый стол, буфет, раковина и современный магнитофон, из динамиков которого лилась незнакомая Софии музыка в стиле ска или хип-хоп. Дэзи наверняка бы это понравилось.
— Как это мило — жить в доме, в котором вырос, — заметила женщина.
— Полагаю, да. А вы откуда родом? — поинтересовался он.
— Из Сиэтла, но мы много раз переезжали.
Каждые несколько лет ее родители вдруг решали, что пришло время сменить обстановку. Дома, в которых они жили, становились все более роскошными, так как практика родителей приносила все больший доход. Внешнее выражение успешности и благосостояния было очень важно для семьи Линдстром, гораздо более важно, нежели то, что дочери постоянно приходилось привыкать к новой школе и пытаться завести новых друзей.
— Я, бывало, завидовала детям, которые жили как вы, — призналась София. — Тем, кто мог назвать домом какое-то одно место.
— Хорошо, что мне здесь нравилось, иначе я бы возненавидел все на свете, — ответил Ной, печально улыбаясь.
София зажала между ладонями кофейную чашку из толстого фарфора. На ней была изображена корова под аркой радуги и подпись: «Молочная ферма Шепардов, Авалон, штат Нью-Йорк».
— Это настоящая старинная чашка, — заметила София, — а не одна из псевдовинтажных вещиц, которыми изобилую сувенирные магазины.
— Да, она подлинная. — Ной долил ей кофе. — Так вы жили за границей?
Конечно же ему интересно. София не могла его в этом винить. Вопрос заключался в том, как много ему можно рассказать?
— Я жила в Гааге, — сказала она и, мгновение помедлив, добавила: — В Голландии. — Она не была уверена, знает ли он, где это. — Я служила помощником заместителя адвоката в Международном суде. Последнее дело, над которым я работала, заключалось в привлечении к ответственности военного диктатора, связанного с синдикатом, незаконно сбывающим алмазы.
— Я и не знал, что американским гражданам позволено работать в Международном суде, ведь наша страна не входит в эту организацию.
София удивленно заморгала:
— Откуда вы знаете такие подробности?
— Ну, это же было в газетах. А я читаю не только журналы по ветеринарии.
— Простите. Да, вы правы, США не являются членом этой организации, как и Китай, Ирак или Северная Корея, но мы надеемся… — Женщина не договорила, сочтя излишним углубляться в политику при сложившихся обстоятельствах. — Но в Международном суде работают американцы. К тому же моя мама канадка, и у меня двойное гражданство.
Ной поставил на стол кувшин молока и большую картонную коробку.
— Я заехал вчера в булочную, еще до снегопада, — сказал он. — Угощайтесь.
Открыв коробку, София обнаружила внутри четыре булочки с корицей в блестящей глазури. Ной купил их в пекарне «Скай-Ривер» в Авалоне.
— Я попробую, но только половинку, — ответила женщина.
— Да ладно, рискните, съешьте целую.
— Придерживаясь своей диеты, призванной помочь мне преодолеть смену часовых поясов, я должна сейчас налегать на белки — например, ветчину и яйца или что-то в этом духе.
— Яйца я могу вам достать, но никакой ветчины, — произнес Ной. — Мяса я не ем. Четыре года я потратил на то, чтобы научиться лечить животных, а не готовить и есть их. Мясо не выглядит привлекательным для человека, который зарабатывает на жизнь тем, что поддерживает животных живыми и здоровыми. Кое-что я все же себе позволяю, — добавил он. — Например, морепродукты. Это потому, что среди моих пациентов никогда не числились креветки или форель.
— Понимаю, — отозвалась София. — Это… похвально.
— Но странно. Не бойтесь, скажите это, если действительно так считаете.
— Нет, не считаю. — Софии доводилось есть самые разные мясные блюда: от стейка под соусом тартар до жареной козлятины. В Азии она пробовала глаза овцы, а в Кении — варево из коровьей крови, смешанной с молоком, — традиционное кушанье народа масаи. — Временами я ела очень странные блюда, — добавила она.
— Вы приехали сюда в отпуск или…
Женщина почувствовала настоятельную потребность рассказать ему об инциденте, о той ночи, когда ее личность была сломлена и она стала совершенно иным человеком. Но конечно же она не стала изливать душу перед этим незнакомым мужчиной, каким бы привлекательным он ни был.
— Я просто решила сменить обстановку. Мне нравилась моя работа, но…
— Но теперь вы здесь.
— Работа в Гааге вынудила меня отказаться от самых важных в мире ценностей, — сказала София, думая о том, как просто ей разговаривать с Ноем. — А именно от моей семьи. Я осознала, что не могу одновременно иметь и семью, и работу, поэтому от чего-то пришлось отказаться. Работа в Международном суде очень важна, но любой адвокат, обладающий соответствующей подготовкой и практикой, может это делать.
Коллеги не раз говорили ей, что она сошла с ума, что ее работа стоит любых жертв, но София в это больше не верила. Она не сумела бы ответить почему, но у нее возникло ощущение, что Ной Шепард ее поймет.
— Мне захотелось жить поближе к своим детям и внуку.
Ной перестал жевать и внимательно посмотрел на собеседницу, затем сделал глоток молока:
— Прошу прощения. Вы сказали — внук? Я не ослышался?
София улыбнулась:
— Его зовут Эмиль Чарльз Беллами, или просто Чарли. Ему скоро будет полгода.
Ной не скрывал удивления:
— Вы вовсе не выглядите как женщина, у которой могут быть внуки.
— Да, мне часто это говорят.
Опустив глаза на тарелку, София с удивлением обнаружила, что незаметно для себя умяла целую булочку.
— Что ж, — продолжил Ной, — малыш будет рад вас видеть. Меня и самого воспитывала бабушка, поскольку родители были очень заняты на молочной ферме. Мы с бабушкой до сих пор очень тесно общаемся и каждое воскресенье вместе обедаем. Она с мужем живет в Индиан-Уэллсе.
— А вот я едва помню своих бабушек и дедушек, — призналась София. — Родители мамы жили на Солнечном побережье Британской Колумбии[26], а родители отца — в Палм-Спрингс. Иногда я смотрю на их фотографии, и мне кажется, будто это совсем незнакомые люди. Я очень жалею, что не узнала их получше. Моя канадская бабушка говорила с легким английским акцентом, но у меня никогда не было возможности расспросить ее о жизни — о детстве и о том, как она оказалась в Канаде.
