И все же я вступил в полноценный мир невнятного бормотания, неловких объятий и нерешительной близости. На самом деле я не просто вступил. Погрузился в него с головой.
Моим первым увлечением после разрыва с Синди стала Сара. Вскоре выяснилось, что мы с ней имели столько же общего, как и Мадонна с папой римским. Но первые три месяца, когда мы начали встречаться, она казалась мне совершенством.
Внешне Сара выглядела сногсшибательно: темные волосы и шоколадная от загара кожа. Она могла похвастаться длинными идеальными ногами, а еще — вы же помните, что это происходило в период, когда мне хотелось чего-то легкомысленного, — Сара носила самые короткие юбки, какие мне доводилось видеть со времен Твигги.[32]Она была чувственной и сексуальной, и вдобавок не возражала против покупки некоторых вещей в магазинах «Секреты Виктории». Последнее я обнаружил, когда Сара решила, что может мне доверять.
К сожалению, начав перечисление ее достоинств с внешних данных, я вынужден ими и ограничиться. Кроме того, существовали две области, в которых наши различия были непреодолимы, несмотря на все наши старания. Они постоянно давали о себе знать, вызывая серьезные проблемы. Одна из них касалась чувства юмора. Сара придерживалась теории, что чувство юмора — это прекрасно, но в жизни возникают моменты, когда юмор неуместен. И как правило, ее раздражало мое отношение к жизни, когда я говорил, что, вероятно, она права, однако я никогда еще не сталкивался с такими моментами.
Другим поводом для постоянных ссор был Нортон. Сара ужасно ревновала меня к нему, особенно из-за того, что я часто использовал кота как предлог, чтобы не оставаться на ночь в ее квартире. Она полагала, что Нортон служит для меня средством избежать ответственности. Наверное, если бы я взял на себя труд проанализировать ситуацию, то согласился бы с ней, хотя предпочитаю думать, что кот являлся лишь способом не говорить Саре о том, что я избегаю брать на себя обязательства. Я объяснял свое нежелание остаться на ночь тем, что не хотел оставлять Нортона одного.
— Он переживет ночь в одиночестве! — уверяла Сара.
— Знаю, — отвечал я. — Но ему это не понравится.
Что касалось оправданий, то в основном это было правдой. Мне не нравилось оставлять его одного. Но имелись и иные причины. Мне не приглянулась квартира Сары. Она располагалась в одной из тех новостроек из белого кирпича, от которых исходило такое же ощущение тепла, как от сталинской России. Сара заставила ее безделушками, кинетическими скульптурами и современными репродукциями. Квартира походила на место, куда, как мне казалось, придет умирать Энди Уорхол.[33]
Однажды мы крупно поссорились из-за того, что я вылез из кровати в два часа ночи и сказал, что иду домой. Сара возмутилась. Я рассказал ей о Нортоне и теории хищника. Это разозлило ее еще больше. В результате моих попыток объяснить свой уход Сара разрыдалась и заявила, что больше не может со мной встречаться. Она прекращает наши отношения. Немного удивленный ее реакцией, я захотел понять, что же ее подтолкнуло к подобному решению.
— Нортон — всего лишь кот, — всхлипнула она. — И у него лишь кошачьи эмоции. А я человек с человеческими чувствами. Но тебе на них плевать. Совершенно. — К этому времени Сара уже рыдала. — Думаю, ты любишь кота больше меня!
— Сара, ты ошибаешься!
— Правда? — с надеждой спросила она.
— Думаю, у Нортона не только кошачьи чувства.
Оказалось, что это был один из тех моментов, когда юмор неуместен. После него я не виделся с Сарой целых два месяца.
Два месяца Сара упорно отказывалась со мной встречаться или объявляла о разрыве наших отношений. Впрочем, так или иначе мы всегда оказывались снова вместе. Наши воссоединения происходили, когда мы сталкивались в ресторане и понимали, что нравимся друг другу больше, чем те, с кем пришли, или когда Сара расстраивалась из-за работы и нуждалась в утешении, или когда я получал по почте новый каталог «Секреты Виктории» и не спеша просматривал его перед сном. Похоже, мы не могли ни быть вместе, ни расстаться.
На День святого Валентина, под влиянием минуты, я решил съездить с ней на уик-энд в Вермонт, покататься на лыжах и насладиться романтикой. Сара так обрадовалась приглашению, что я даже удивился. Мы редко ездили куда-нибудь вместе. И можете списать это на счет того самого нежелания брать на себя обязательства. Однажды мы едва не отправились на несколько дней в аризонский отель «Финикс-Билтмор», мое самое любимое место в Америке, помимо музея «Либерейс» в Лас-Вегасе. Но «Финикс-Билтмор» отказывался принимать кошек, поэтому в ответ я аннулировал бронь. А Сара отказалась встречаться со мной три недели. Но после того как я пообещал ей долгий и снежный уик-энд, я впервые увидел ее очень довольной и ласковой. Даже почувствовал себя слегка виноватым, осознав, что за оставшиеся два дня мне предстоит найти романтический отель, который согласится принять кота.
К двадцатому телефонному звонку Сара уже не выглядела довольной и ласковой. А я, набирая двадцать первый номер, пребывал в полном отчаянии. Когда в трубке раздался голос хозяйки отеля, я обратился к ней с отрепетированной речью о Нортоне. Почувствовал ее нерешительность — такая реакция была гораздо лучше немедленного отказа, неоднократно мной полученного сегодня — и усилил давление. Я уже был готов пойти на крайние меры и рассказать, как Нортон спас мою бедную бабушку, заблудившуюся во время ужасной снежной бури, когда хозяйка отеля сдалась.
Вот так мой вислоухий шотландец отправился через всю страну кататься на лыжах.
На следующий день после прибытия в отель Сара сказала, что умеет хорошо спускаться по склону, но никогда не ходила на лыжах на длинные дистанции. Мы решили это исправить. Но сначала взялись поэкспериментировать с Нортоном и снегом. Он никогда в жизни не бегал по снегу; вся его уличная жизнь до сих пор проходила в летнее время. Но в Вермонте лето являлось почти забытым воспоминанием. А землю здесь укрывали снежные тридцатисантиметровые сугробы. Итак, мы осторожно выпроводили Нортона за дверь и стали ждать, затаив дыхание.
Сначала он мгновенно исчез из виду. Он был легкий, а снежные сугробы — высокие и мягкие, и кот в них просто утонул. Но в следующее мгновение Нортон буквально повис в воздухе и был так облеплен белыми хлопьями, что вполне пригодился бы для номера Зигфрида и Роя.[34]
К моему огромному удивлению, снег понравился коту. Он подбегал к ближайшему дереву, взбирался на ствол и прыгал вниз. Зарывался в снег, словно суслик, продвигаясь вперед с помощью носа и мордочки. Переворачивался на спину, вытягивая побелевшие лапы в голубое небо. Никогда я не видел, чтобы животное умело так веселиться.
