Ощущения Воорта нарастают рывками, но пока он остро чувствует запах плесени, которая была бы адом для легких пожилого человека, видит сильно вытертый коврик — Эстель Мур может на нем поскользнуться, замечает перегоревшую лампочку, которая может стать причиной падения старой седой женщины, невероятно ранимую миниатюрность ее самой, опирающейся на металлическую трость в ожидании полицейских.
— Мама обычно говорила: «Эстель, узнаешь, что стареешь, когда полицейский будет смотреться моложе тебя». Входите.
Настороженные голубые глаза. Слуховые аппараты в обоих ушах. Что же так сгибает спины пожилым людям? Но улыбка довольная.
В квартире стоит гаитянская мягкая софа, покрытая вязаной шерстяной накидкой. Книжные полки на дальней стене заполнены фотографиями — в основном это балерины. Увлажнитель воздуха выплевывает облачко пара, несмотря на то, что температура здесь должно быть градусов семьдесят по Фаренгейту. От наушников на кушетке тянется провод к телевизору с большим экраном, и это означает, что дама смотрит телевизор с включенным звуком. Может быть, какой-нибудь сосед звонил в Службу спасения шесть лет назад, когда телевизор гремел как битва.
— Вижу, вы смотрите на моих балерин. Не поверите, но я раньше танцевала.
— Я верю, мэм.
16.59.
— Тогда вы должны быть хорошим детективом, потому что никогда не сказали бы такого, глядя на меня сегодня.
Воорта в лицо она особенно не помнит, зато припоминает, что несколько лет назад в ее квартире побывала полиция.
— Так это были вы? Тогда смотритесь молодо — как старшеклассник.
— Может, вы расскажете нам, что помните?
— Я поливала цветы у окна. Увидела, как останавливается патрульная машина и двое полицейских — наверное, вы — входят в дом. Замок внизу сломали, и поэтому вам не пришлось нажимать интерком. Когда вы постучали ко мне, я удивилась.
— А телевизор работал?
— Если и работал, то я редко смотрю его без наушников. Помню, что полицейский, с которым я говорила, сказал, что в тот месяц было много ложных вызовов.
— Больше ничего особенного не припомните?
— Если хотите, могу свериться с дневником.
— Дневником? — переспрашивает обрадованный Мики и садится поудобнее.
«Какого черта меня волнует это место?»
— Подайте мне трость. Каждый год я заполняю по тетради никому не интересными вещами — там рецепты, всякая всячина, странные случаи.
В 17.04 Воорт с Мики молча сидят в маленькой швейной комнате и смотрят, как Эстель Мур роется в переполненном шкафу. В соседней квартире играет радио. Наверху слышны чьи-то шаги. Воорт думает, что плохой слух — сущее благословение для этого места.
Эстель бормочет:
— Давайте поглядим — два года назад, четыре…
«Торопись».
Она выпрямляется, держа красную кожаную тетрадь.
— Прочтите. Много лет прошло с тех пор, как я писала нескромное. Может быть, что-то вам и поможет.
Воорт находит нужную дату и читает: «Дейла Стайн позвонила из Израиля. Она с Мортом переживает страшные дни — у Морта несварение желудка».
Проклятие!
Воорт продолжает читать: «Специальный телерепортаж о танцевальном фестивале Джэкоба Пиллоу по тринадцатому каналу сегодня вечером. Не могу дождаться!!!»
Он говорит, закрывая тетрадь:
— Ничего.
— Жалко.
Мики делает взмах воображаемой битой, намекая, что, может быть, найдем ответ на бейсбольном поле. Но когда они прощаются и идут назад по темному коридору, Воорт чувствует, как дрожь в затылке становится сильнее, он ощущает крушение надежд, которое преобразует разъяренную энергию в некую рациональную и, возможно, полезную идею. «Еще не время уходить».
— Что с тобой? — спрашивает Мики, когда они выходят на улицу.
Воорт не отвечает — боится, что слова отвлекут его. Он переходит улицу, плюхается на обочину и внимательно смотрит на дом Эстель Мур. Мики возвращается из машины с полотенцем, расстилает его на обочине, чтобы не запачкать брюки.
— Ладно, проверим минуту за минутой, — тихо говорит он. — Мы подъезжаем к дому…
— Ставим машину, идем… черт!
Теперь Воорт видит если не ответ, то предвестие плохого. Сердце колотится, когда он хватает сотовый. На сей раз Хейзел дает ответ получше.
— Компьютерная группа! О, Воорт! Простите, я не у себя. Другие детективы дают мне сейчас поручения.
Он говорит, чтобы Хейзел не волновалась, но работа крайне срочная.
— Мне нужен от вас доступ к рапортам Службы спасения. Копии каждого вызова с Семьдесят восьмой. Срочный звонок в участок в этот день шесть лет назад.
— Все звонки?
— Schnell!
Пока они в мучениях ждут, звонит Сантини и говорит, что Ральф Либ из Грейт-Нека находится в отпуске в Эквадоре. Еще он сообщает ту же информацию о Халле, что и Камилла. И теперь Воорт знает, что в работе на Сантини можно положиться.
Воорт меряет шагами улицу. Три минуты, пять…
В надежде, что ошибается, он говорит Мики:
— Номер на крылечке — я его с трудом разобрал.
Спустя десять минут гудит трубка и Хейзел победно сообщает:
— В компьютерной группе получены вызовы по девятьсот одиннадцать после дела Зоровича. Они на экране моего монитора.
Воорт держит свой журнал и читает Хейзел адрес первой квартиры, которую он посетил шесть лет назад в этот же день. Это адрес Анны Бойл.
— Свайдлер, восемьсот девяносто пять, девять-эй. Есть?
— Именно так на моем экране.
— Гаррис, сорок пять. Одиннадцать-эй.
— Точно.
— Брюс, восемьсот одиннадцать. Три-и.
— Вы имеете в виду «ди», я правильно поняла? — с надеждой спрашивает Хейзел.
— Разве не «и»? — Гигантской волной подкатывает тошнота.
— «Ди» — дог, дантист, доллар.
Отключившись, Воорт говорит:
— Я пошел не в ту квартиру. — У него перехватывает дыхание. — Я нашел просчет.
Длинная, мучительная пауза. Затем Мики говорит:
— Да, ты сделал просчет, но это не означает, что он имеет отношение к делу. «Ди» звучит по телефону как «и». Всякий мог ошибиться.
Но оба знают, что полицейским положено дважды проверять адреса в случае ложных вызовов. Никогда не следует оставлять сомнительный звонок без проверки, чтобы избежать именно такой глупой ошибки. И Воорт мчится к дому Эстель Мур, словно скорость может повернуть время вспять, нажимает теперь другую кнопку и думает: «Этот вызов не был ложный, но, может, он и не имеет отношения к делу».
