– По правде говоря, я немного заблудился – не сразу вспомнил, где это место.
– Вы живете не в Париже?
– Я, собственно, провожу здесь отпуск. А живу я в Дюссельдорфе.
– Понятно. – Мюллер театральным жестом сложил руки и хлопнул. – Значит, вы хотите поближе посмотреть Ирна. Я вас не осуждаю. Это совершенно великолепное полотно. Прекрасное добавление к любой коллекции. Разрешите, я сниму его с витрины. Одну минутку.
Пока Мюллер возился с Ирном, Габриель быстро оглядел зал. Заурядная галерея, заурядные картины. В глубине комнаты стоял стол Мюллера, старинная вещь ручной раскраски, а рядом со столом стоял «атташе».
Мюллер снял картину со стенда в витрине. Это была небольшая работа – дюймов восемнадцать на двенадцать, и Мюллеру не составляло труда держать раму. Он поставил ее на обтянутое войлоком возвышение в центре зала и включил дополнительный свет.
Передвигаясь по залу, чтобы лучше видеть полотно, Габриель бросил взгляд на витрину галереи. Что-то мелькнуло в кафе через улицу. Что-то знакомое, какая-то вспышка и только.
Он переключил внимание на полотно и пробормотал несколько добрых слов о качестве манеры письма и искусстве живописца.
– Похоже, вы кое-что понимаете в искусстве, герр Ульбрихт, – сказал Мюллер.
– Лишь настолько, чтобы тратить все деньги на картины, которые в действительности мне не по карману, – сказал Габриель, и оба мужчины добродушно рассмеялись.
Габриель посмотрел сквозь витрину на кафе. И снова у него возникло чувство, что он уже видел что-то или кого-то раньше. Он пробежал взглядом по столикам под навесом и увидел то, что искал. Мужчину, сложившего газету, вставшего и быстро уходившего. Мужчину, спешившего, опаздывавшего на важную встречу. Габриель видел раньше этого мужчину.
Мужчина этот недавно вышел из галереи…
Габриель повернулся и посмотрел на «атташе». Потом снова взглянул сквозь витрину, но мужчина уже обогнул угол и ушел.
– Что-то не так, герр Ульбрихт?
Габриель схватил Мюллера выше локтя.
– Уходите из галереи! Немедленно!
Торговец произведениями искусства вывернул руку и вырвался из пальцев Габриеля. Он оказался на удивление сильным.
– Уберите ваши руки, вы что, сумасшедший?!
Габриель снова схватил Мюллера выше локтя, но тот снова вырвался.
– Убирайтесь отсюда, или я вызову полицию!
Габриель мог легко сладить с Мюллером, но подозревал, что на это нет времени. Он повернулся и быстро пошел к двери. Когда он к ней подошел, Мюллер уже открыл запоры. Габриель вышел на улицу и направился к гостинице.
И тут взорвалась бомба – раздался оглушительный грохот, и Габриель упал на четвереньки. Он поднялся и снова пошел, а среди элегантных фасадов окрестных улиц звучало эхо взрыва. Затем вдруг обрушился тропический ливень, но это было всего лишь стекло, посыпавшееся на панель из тысячи разбитых окон. Габриель закрыл руками лицо, но через несколько секунд пальцы его стали красными от собственной крови.
Ливень стекла прекратился, эхо взрыва замерло в отдалении. Габриель удержался от желания оглянуться и посмотреть на руины. Он уже видел раньше, что получается от взрыва бомбы на улице, и мог представить себе зрелище за своей спиной. Горящие машины, почерневшие здания, разрушенное кафе, тела и кровь, потрясенные лица выживших. И, отняв руки от лица, он спрятал их в карманы пиджака и продолжал идти опустив голову, а в ушах звенело от страшной тишины.
18
Париж
Париж пострадал от выпавшего за годы на его долю чрезмерного количества террористических взрывов, и французская полиция, а также службы безопасности научились весьма эффективно разбираться с последствиями. Через две минуты после взрыва на место прибыли первые подразделения. Через пять минут окрестные улицы были перекрыты. Машина Габриеля оказалась внутри оцепления, так что он вынужден был уходить пешком. Почти стемнело, когда он добрался до большого железнодорожного депо на южной окраине города.
Теперь, укрывшись в погрузочном отсеке заброшенной фабрики, Габриель стал мысленно перебирать содержимое своего багажника. Чемодан, несколько предметов одежды, камера, магнитофон, радиоприемник, которым он пользовался для связи с командой наблюдения. Если машину быстро не забрать, полиция изымет ее, откроет багажник и начнет осматривать содержимое. Они прослушают звукозапись и выяснят, что галерея Вернера Мюллера и его телефоны подслушивались. Они проявят бобины пленки и выяснят, что там есть фотографии галереи извне. Они вычислят угол фотографирования и придут к выводу, что это было снято из окна гостиницы «Лоран». Они опросят персонал гостиницы и выяснят, что в интересующей их комнате жил неучтивый немецкий писатель.
Правую руку Габриеля начало дергать. Сказывалось напряжение. После взрыва бомбы он все время передвигался – проехал на десятке поездов метро, прошел несчетное число миль по многолюдным бульварам. С уличного телефона близ Люксембургского сада он позвонил Узи Навоту по аварийному каналу.
Сейчас Габриель поднял глаза и увидел, что по узкой служебной дороге, огражденной провисшим железным решетчатым забором, медленно едут две машины. С погашенными фарами. Машины остановились ярдах в пятидесяти от Габриеля. Он спрыгнул с погрузочной платформы – приземление вызвало боль, которая волнами прошла по рукам, – и направился к ним. Задняя дверца первой машины распахнулась. Навот сидел, развалясь, на заднем сиденье.
– Залезай, – буркнул Навот. Он явно смотрел слишком много американских фильмов про мафию.
Навот привез доктора, знакомого Ари Шамрона. Он сидел впереди. Превратив центральный подлокотник в операционный стол, он накрыл его стерильной салфеткой и включил лампочку в потолке. Доктор срезал бинт и осмотрел рану. Слегка надул губы: мол, не так худо. «Вы притащили меня сюда ради этого?»
– Дать болеутоляющее? – спросил он, но Габриель отрицательно покачал головой.
Доктор снова надул губы, снова наклонил голову к плечу: мол, как угодно.
Полив рану антисептиком, доктор принялся за работу. Габриель, реставратор, внимательно за ним наблюдал. Подцепить, дернуть, потянуть, отрезать. Навот закурил и сделал вид, будто смотрит в окно. Кончив зашивать рану, доктор тщательно ее забинтовал и кивком дал понять, что с этим покончено. Габриель положил правую руку на стерильную салфетку. Срезая грязные бинты, доктор чисто по-французски вздохнул от огорчения, словно Габриель заказал не то вино к рыбе под шафранным масляным соусом.
– На это уйдет две-три минуты, так? – Навот нетерпеливо повел рукой.
Доктора не волновало, как это воспринимает Навот, и он не спешил. На этот раз он не спросил у Габриеля, не хочет ли он, чтобы ему дали что-нибудь болеутоляющее. Он просто подготовил шприц и ввел анестетик в руку Габриеля. Он работал медленно, безостановочно почти полчаса. Потом поднял глаза.
