Деревьев нема, а сухую ботву жечь бессмысленно. Здесь не холодно. Ночью зябко немного, но не настолько, чтобы у костра была нужда греться.
Днём же жарко и вовсе. Вон в тени лежу, а всё равно ветерка не хватает, какого нет в яме. Так-то грех жаловаться – воды вдоволь, еды – чем бы та кашица не была – тоже хватает. Все условия мне кошколюды создали. Даст Создатель – очухаюсь. Но проверять свою живучесть не хочется. Вдруг тот урод-таки прав? Вдруг подохну? Может, не сегодня и даже не через седмицу. Но что, если так и не встану со шкуры?
И потому жду разговора с вождём кошколюдов с надеждой. Коплю силы на оный. Кроме семени жизни мне на Суши ничего не поможет. Раз Мать-Ночь велит своим детям-массахам помогать идунам, значит есть шанс, что упрошу их главу убить того ходока, что попался в ловушку. Так-то большую половину работы я за них уже сделал. Даже такую гигантскую тварь не проблема прикончить, коли та к месту прикована. Лишь бы только не вырвался великан. Камень там здоровенный, но мало ли.
Ну, а главное для себя я ещё у Шишкаша успел выспросить, пока тот меня пёр сюда. Ходок – это уже не человек и не зверь. Ему ни еда, ни вода не нужны, как и сон. Сам от жажды, от голода не подохнет. Помрёт, если только убить. Так что, если не вырвался, обязательно дождётся героев, которые смогут из сердца гиганта награду достать, какой больше на Суши взять негде. Там семена и бобы точно есть. Сколько именно кошколюдам неведомо, но мне много не надо. И одного хватит семени.
* * *
И вот настал вечер. К возвращению взрослых массахов в гнездо я успел и ещё раз поесть, и ещё раз поспать, и со старым котом поболтать. Благо, тот с человеческой речью в ладах и, в отличие от юного Шикаша, слова худо-бедно склоняет. Кстати, юность и старость у них тут понятия не под наши мерила. Вислоусый дед на поверку оказался чуть младше меня. Двенадцать годов ему. А спасителю моему пять всего. Причём, здесь он за взрослого дядьку. На втором году жизни массах в полную силу вступает. В этом плане они больше звери, чем люди.
Животные то есть. Настоящих зверей нет на Суши. Стареют и мрут все, включая многолапую погань, которая у массахов зовётся злым зверем. На злых не охотятся. Не по силам кошачьим добыча. Злых отпугивать только. Вся округа гнезда порошком из вонючего корня специально обсыпана, чтобы хищник не сунулся. На охоте же, если встретишь такого, бежать только. Каменная шкура у них.
Но это я и сам уже знаю. Мне бы лучше про звёзды, лучи, ходоков. Пока сил на долгие разговоры нет, но, если не сдохну, у кошколюдов, прежде чем их покинуть, всё обязательно выведаю. Ну, как всё? То, что хвостатые знают. Дикари не семи пядей во лбу. Больно век короткий у них. Копить бесполезные для семьи знания – это не к ним.
А вот мне в голову, даже в болью трещащую, против воли ненужные знания лезут и лезут. Из речей деда подметил, что тот, говоря о любом из своих соплеменников, постоянно использует слова: «сын» и «дочка». Не стерпел, спросил. Оказалось, что в семье у массахов все друг другу прямая родня. Никто из мужчин здесь не делит детей на своих и чужих, ибо просто не знает, кому он отец. У них тут нет жён и мужей. Как нет, ни ревности, ни стыда, ни боязни кровосмешения.
Последнее – видно, дар дикарям от Единого. Сношайся с кем хочешь, приплод всегда будет здоров. Не удивительно, что местные бабы про целомудрие слыхом не слыхивали. Обобравшие меня мужики не шутили, говоря, что их старший спал с кошкой. Такое здесь в порядке вещей. Понести от такого союза никак, а зуд в чреслах унять вполне можно.
Благо местные мохнатые девки на наших довольно похожи. Те же узкие плечи, широкие бёдра и грудь о двух штуках, той же выпуклой человеческой формы. Последняя, кстати, без меха, как гол у массашек и живот, и всё, что под ним, вплоть до внутренних сторон бёдер, какие видны из-под юбок. Слава Единому, свою грудь кошколюдки тоже не выставляют напоказ, перетягивая её по верху широкой кожаной лентой. Тут не в скромности дело. Чисто. Чтобы не болтались при беге.
И спасибо, что срамные дела у них принято совершать потаённо. Сношались бы у всех на виду, а не в норах, куда убегают по парам, я точно бы выблевал съеденное. Аппетита у меня пока по-прежнему нет. И по-прежнему слабость проклятая встать не даёт. И башка трещит-кружится, словно не несколько дней назад ей долбанулся о камни, а только что.
Как в таком состоянии с массахским вождём разговаривать? Мне же не просто ему надо спасибо сказать за то, что приютили болезного. Мне же его уговаривать надо на опасное дело отважиться. Ой, как не согласится пойти своей мохнатой ватагой ходока добивать… Всё-таки кошаки мелковаты – даже рослый мужик у массахов ниже меня – и оружие у них курам на смех.
Всё. Идут. На второй этаж ямы спускаются несколько кошколюдов, среди которых и мой знакомец-Шикаш. Соберись, Китя. На поболтать у тебя хватит сил. Вон тот с драным ухом, наверняка, и есть вождь массахов. Вспомни Ло. Колдун точно бы сумел убедить дикарей под его дудку сплясать.
* * *
– Проверили, да, – совершенно по-человечески кивнул вождь массахов по имени Ушук. – Сидит на холме. Нога ему не достать. Придавлена намертво.
Фух… Услышал, что больше всего волновало. Оказывается, то расстояние, что Шикаш меня ни один день тащил, для массаха без ноши всего на несколько часов в одну сторону путь. Ходок рядом. И из ловушки, в которую я его заманил, ему точно не выбраться.
– Значит, я его поймал-таки, – улыбнулся я, стерпев вызванную даже этим лёгким движением боль. – Жаль, прикончить сил нет.
– Поймал, поймал, – подтвердил Ушук. – Гнездо в безопасности. Можешь жить у нас пока снова сильный не стать. Дети Матери-Ночи чтут её заветы. Мы всегда помогать идуны, если это не грозит опасность гнезду.
Так вот, в чём был смысл проверки? Вырвись ходок на свободу, добренькие дети Матери-Ночи, поди, выставили бы меня за порог. Шикаш рассказывал, что их отгонялка на ходоков не действует, но тогда я не понял, к чему это он.
– Ходок разве вас из нор достать может? –
