тебе вредно, у тебя давление…
Аля круто развернулась и пошла прочь, сунув по дороге баллончик с краской в первую попавшуюся урну.
Удачно миновав все пробки, Алена подъехала к дому профессора Левантовича и первое, что увидела, — машину Гоши Селезнева возле подъезда. Ошибиться было невозможно — пижон Гоша ездил на красном «Форд Мустанг» восьмидесятых годов. Стильная машина, и все еще надежная.
Селезнев сидел за рулем и явно о чем-то переживал, однако, увидев Алену, вскинулся и, высунувшись в окошко машины, закричал:
— Алён! Ты куда — к Левантовскому?
— Во-первых, не к Левантовскому, а к Левантовичу, — поправила она, подойдя к машине, — а во-вторых, да, к нему.
— Ох! — Гоша схватился за голову. — А ты теперь на кого работаешь? На «Классику»? На Игумнова?
— Гоша, следить надо за ситуацией в страховом бизнесе! Игумнов больше в «Классике» не работает. Потерял он фирму.
— Да ты что? Правда, что ли? Он же был владельцем! А к кому тогда ты перешла?
— Да ни к кому, успокойся.
— Ой, врешь! А зачем тогда приехала к Левантовичу? — подозрительно осведомился Гоша.
— Да у меня к нему личное дело, — неопределенно ответила Алена.
— Личное? Он же старик! Ох, Аленка, заливаешь! Ты его хочешь для кого-то застраховать… убьет меня Лева, если я его упущу… как пить дать — убьет…
— А ты не упусти. Во-первых, честно говорю — я тебе не конкурент, я к Левантовичу совсем по другому делу. Во-вторых, постарайся к нему грамотный подход найти. Ты же знаешь, страховой бизнес — психологический, главное, найти ключ к клиенту.
— Легко сказать… у тебя-то так все хорошо получалось… — уныло протянул Гоша.
Алена присмотрелась — льстит, подлизывается? Да нет, Гошка парень невредный, все эти интриги не для него. Надо ему помочь, опять же, перед стариком неудобно.
— А ты слушай и запоминай. Как войдешь к нему в квартиру, сразу закати глаза, ахни и покажи на шкаф в прихожей: «Ох, какой у вас бидермейер!»
— Кто такой бидермейер? — удивленно спросил Гоша. — Родственник его, что ли?
— Ну ты, Гоша, и серый! Стиль это такой… в Германии, в девятнадцатом веке. Ладно, ты, главное, запоминай. В кабинете у него над столом рисунок висит в раме, так вот это — эскиз Дюрера. Профессор им особенно гордится. А вообще, Гоша, старайся меньше говорить и больше слушать. Так ты умнее покажешься.
— Спасибо, Аленка! — с чувством проговорил Гоша. — Я этого никогда не забуду! Если тебе что понадобится — обращайся!
— Не за что! Только подожди полчаса, сначала я с ним поговорю. А тебе даже лучше — думаю, профессор после разговора со мной будет в хорошем настроении. И вот еще что, — спохватилась она уже возле двери, — сделай ты Левантовичу скидку за безубыточное страхование! Мы ему эту скидку каждый год делали! Он без нее не успокоится!
— А как же Лева? — заныл Гоша. — Он сказал, в наше трудное время никаких скидок!
— А что, по-твоему, лучше — получить страховку со скидкой или вообще не получить?
— Получить со скидкой, — не задумываясь, ответил Гоша.
— Вот и Леве так скажи! И потверже там с ним, все же Левантович — клиент солидный…
Алена вошла в подъезд, поднялась на четвертый этаж и остановилась возле двери, обитой старорежимным дерматином, из которого местами торчали клочья рыжей ваты. На вид это была дверь самой бедной, убитой квартиры, жильцы которой едва сводят концы с концами и не могут скопить денег даже на новую обивку. Такую дверь всякий уважающий себя вор-домушник с презрением обойдет стороной. На это и рассчитывал Левантович, когда заказал для нее такую неказистую обивку. На самом деле под рваным дерматином скрывалась мощная дверь из двух листов особо прочной стали, с двумя швейцарскими сейфовыми замками.
Алена нажала на кнопку звонка. За дверью тут же раздались быстрые шаги, и знакомый голос проговорил:
— Иду, иду…
Шаги приблизились к двери, и на несколько секунд наступила настороженная тишина.
Алена повернулась лицом к медной кнопке, служившей сомнительным украшением обивки: она знала, что под ней скрыта миниатюрная камера, которая позволяет хозяину квартиры внимательно разглядеть каждого гостя и решить, стоит его впускать или лучше отправить восвояси.
В ее случае хозяин принял положительное решение, и принял очень быстро.
— Аленочка! — радостно проговорил он. — Подождите секунду, я отопру свои крепостные ворота!
Профессор Левантович очень серьезно относился к поговорке «Мой дом — моя крепость», возможно, воспринимал ее буквально, потому что дверь его квартиры и впрямь была похожа на ворота средневекового замка. А может быть, и дала бы тем воротам сто очков вперед, поскольку в Средние века еще не умели выплавлять такую прочную сталь.
Тяжелая дверь отворилась, и Алена попала в святая святых, точнее — в пещеру Аладдина, и уже приготовилась расточать комплименты хранящимся в ней сокровищам.
Это было нечто вроде непременного ритуала: гость должен был восхищаться антикварными редкостями, а хозяин в ответ смущенно повторять: ну что вы, это ерунда… а вот это, пожалуй, и впрямь неплохая вещица…
Однако сегодня хозяин квартиры вел себя необычно. Он промчался мимо роскошного шкафа в стиле бидермейер, мимо пары кресел и круглого столика, выполненных в лучших традициях русского классицизма, и устремился в свой кабинет.
Алене ничего не оставалось, как следовать за ним, стараясь не отставать.
Войдя в кабинет, она бросила взгляд на письменный стол черного дерева в стиле «вторая готика», на китайские вазы, расписанные цветущими хризантемами и крадущимися тиграми, на развешанные по стенам старинные гравюры и картины и на венец этой коллекции — лаконичный набросок в резной раме, быстро и точно нарисованный заяц, наверняка эскиз к известной картине Дюрера. Эскиз и правда был мастерский, но когда она попыталась передать в словах свое восхищение, Левантович нетерпеливо отмахнулся:
— Позже, позже! Покажите же мне его! Покажите скорее!
Алена снова испытала что-то вроде дежавю, хотя и в несколько другом виде: ведь дежавю по-французски значит «уже видел», а в данном случае уместнее было бы сказать «уже слышал».
Действительно, только вчера в старом загородном доме покойного родственника она
