трупов, Маришка закрыв глаза отходит всхлипывая утыкается лицом мне в грудь.
— Всё хорошо, — гладя её волосы пытаюсь улыбнуться. — Всё…
— Уходим, — с трудом произносит Ломакин. — Николай! Дверь! Пошли-пошли-пошли.
И мы открыв дверь бежим, так же как и пришли. Забираемся в нору, я как замыкающий ставлю лист на место и даже заклёпки организую. Чтобы вообще никаких следов. Ну, а дальше… Чем дальше ползём тем громче плачет Маришка. Девушку трясёт, она падает, но материться и обещать мучителям немыслимые кары не прекращает. Также, даже не пытается остановиться… И я, сейчас, понимаю что к ней лучше не лезть.
Изменив маршрут, потому как Маришка своим плачем может выдать, Ломакин приводит нас к помойке. Буквально вытаскивает Маришку, отдаёт управление Осипу, который банально стискивает девушку и что-то шёпотом говорит.
Глядя на них, особенно на Маришку, понимаю, что родился монстр. В её глазах, кривой жутковатой улыбке, невооружённым взглядом видно — она будет убивать. Она не успокоится пока не вывернет наизнанку всех кто издевался над ней. Я это знаю. Не знаю откуда, но знаю. Она, несмотря на то что плачет, внутри как никогда собрана и серьёзна. У неё теперь есть цель и она пойдёт к ней.
Девушка, обладательница суперсил, сейчас для себя решила что будет мстить. И я… Я могу… Я могу помочь ей в этом. И я…
Бьющий на кучу мусора свет тускнеет. Вниз летят мешки, тряпки, мусор, несколько тел и что-то такое, от чего я подбираюсь и сразу напрягаюсь. Там падает нечто светящееся. Нечто знакомое мне… Что-то…
— Твою же на лево, — понимая что именно увидел выдыхаю. — Профессор, там, кажется, кого-то на нас похожего сбросили.
— Николай, вы уверены?
— Ага, на все сто. Надо посмотреть. Сборщики…
— Пока не будет. Крысы спокойно сидят. Идём, может помочь можно.
Идём по куче, распугивая крыс поднимаемся, встаём и смотрим на кусок кровоточащего, слабо светящегося и подрагивающего мяса. То что раньше было человеком, походу просто освежевали. Кожа в виде лохмотьев свисает только с левой кисти, на которой выдраны ногти. И это при том что человек ещё жив. Он судорожно вздыхает, пытается шевелиться и беззвучно всхлипывает. Огромные ярко синие глаза беспорядочно движутся, по мышцам лица катятся смешанные с кровью слёзы.
— В-вот, с… сволочи, — вздрагивая заикается Ломакин. — Несчастная…
Несчастная замечает меня. Застонав фокусирует на мне взгляд, тянет руку… Судя по сокращениям мышц пытается сомкнуть отсутствующие веки. Смотрит на свою руку, захрипев открывает рот и…
— Тише-тише-тише, — присев перед несчастной улыбаюсь. — Ты в безопасности. Мы поможем…
— Чем? — стонет Маришка. — Как? С неё же кожу сняли. Всю…
И я это понимаю. Я знаю что жить ей осталось несколько секунд, но её свет… Я знаю, она мне верит. Она услышала, она надеется что я помогу. Но как? В данном случае, я могу лишь прекратить мучения…
Наклоняюсь вперёд, обнимаю девушку, шепчу что всё будет хорошо. Превращаю палец в иглу, как вдруг девушка дёргается, хрипя стискивает меня и затихает. А вместе с ней… В ушах начинает свистеть, взор застилает тьма. Не контролируя тело заваливаюсь на бок и вижу что Маришка лежит и смотрит стеклянным взглядом в пустоту. Темнота…
Глава 11
Два дня спустя. Белка.
Два дня, превращаются в ужасную череду неприятных ощущений, приступов паники и кратковременных смертей которые на третьи сутки для нас с Маришкой кое-как прекратились. И всё это, из-за найденного на вылазке освежёванного тела, которое… Что именно происходит я понять не могу, но если послушать бредни Ломакина, то выходит следующее.
Несчастная девушка без кожи, ведёт себя точно также как и мы в момент когда дед нашёл нас. Состояние её настолько тяжёлое, что жить она не может. Но из-за нас, не может и умереть. То есть с завидной постоянностью умирает на несколько минут, утаскивает нас с собой, а потом оживает.
Во всё это, я конечно же не верю… То есть ещё совсем недавно, не поверила бы. Но это есть и как говорит профессор это факт. Факт чудовищный, ужасный, но… Но мы с Маришкой, умирать перестали и этим пользуется Ломакин. Маришку заставляет окутывать несчастную плёнкой воды, дабы оголённая плоть не засыхала. Я же, подаю на эту воду слабые электрические разряды. И это вроде как помогает несчастной. Но не помогает Владу, в себя он так и не приходит. Что-то бормоча лежит и своим состоянием повергает профессора в шок, если точнее то он то разогревается, то остывает. Сейчас его температура плюс пятьдесят, но это пока несчастная жива. Как только она умрёт, а вместе с ней умрёт и Влад, его температура быстро устремится к комнатной. Потом минут через двадцать Влад оживёт, начнёт нагреваться и вместе с ним оживёт она.
Никогда бы не подумала, что человек без кожи может выглядеть так страшно… Особенно глаза… Вроде бы красивые, большие и синие, но за отсутствием век, взгляд как будто смотрит в душу. Даже повязка на глаза не помогает, смотрит она и через плотную ткань. И нет, я не спятила, Маришка это тоже чувствует.
А ещё, мы не можем в ужасе убежать и спрятаться. Мы не можем даже отойти. Мы видим её свет, такой же как у нас и понимаем что она такая же как и мы. Поэтому, поскольку девушка по большей части в сознании и смотрит на нас, мы стараемся утешить её, говорим что всё будет хорошо, улыбаемся… Но…
— Хм, кажется… — сидя рядом с Владом бормочет профессор. — Кажется нашему Николаю совсем плохо.
— Вы поможете? — тут же начинает плакать Маришка.
— Да, — закуривая кивает Ломакин. — Обязательно, но я не знаю как. Металл… Николай его усваивает и вроде бы всё хорошо. Однако с каждым разом, с каждой смертью несчастной, нагревается он всё слабее и медленнее. Зато остывает быстрее и ниже комнатной. А ещё…
— Он снова худеет, — всхлипывает Маришка. — Дедушка! Ему плохо. Помоги…
— Сам вижу, — открыв другой глаз хрипит Осип. — Так, ага… Дочка, ты не реви, отвлекаешь. Катюша, не вздумай начинать. Ну, а ты морда профессорская, чего как телёнок? Делай что-нибудь!
— А что я сделаю? — спрашивает Ломакин.
— Что-нибудь,
