как-никак, человек понятный — он ведь ещё по пути к Эр-Мангали давал стажёрам кой-какие уроки, в которых раскрыл и своё отношение к империи, ну и к Альянсу тоже.
Как ни странно, забредали в медотсек даже Флорес и Лопес. Может, шпионили — но вряд ли на майора Домби. Скорей, в пользу кислых заговорщиков мадейросовского круга, а может и по своему почину. Всё же Гонсалес — всегда тот же самый Гонсалес. То-то и оно, что лучше в понятных местах околачиваться, чем напряжённо торчать в малопонятных.
4
В постоянных условиях временной оккупации крейсера поневоле обостряется восприятие слова во всей его многозначности и ситуативных оттенках смыслового богатства.
— Как вы себя чувствуете? — спросит, к примеру, Гонсалес.
Это он о телесном здоровье? Разумеется, нет. Пусть Гонсалес и врач, но в первую голову — врач имперский. И когда на родном «Антаресе» творится не пойми что, заботы его в основном о духе. Что с твоим имперским духом, стажёр Родригес? Как он в тебе себя чувствует?
А тело? Нельзя исключить, что последнее тело, которое врач осматривал, принадлежало коммодору Гуттиэресу. Вряд ли убийца или его подельники обратится теперь к Гонсалесу с телесным недомоганием. А другие, заговаривая с врачом о здоровье, имеют в виду политику, и только её. Более удачной метафоры, нечитаемой на языке Альянса, попросту не сыскали. Ведь так? Или «самочувствие» метафора не всегда?
— Гаррис немного не в себе, — в ответ на вопрос доктора, нехотя прокряхтел Трентон. — Я не хотел вчера говорить… Нет, не инфекция, — поспешил он добавить, оглядываясь на Флореса, мигом навострившего уши, — просто связист наш чуток… умом, что ли, тронулся. Видения ему во сне, а проснётся — во всё верит.
— Во что верит?
— Да говорит, «Антарес» уже не спасти.
— Чтобы такое сказать, — ввернул Родригес, — не обязательно, чтобы что-то привиделось. Можно просто пару часов на борту пожить…
— Я серьёзно! — Трентон, никак, обиделся на мудрое стажёрово замечание. — Кажется, дело плохо. Парень сидит в каюте, говорит о последних днях, талдычит о каком-то там Бабилоне, на вопросы отвечает через раз — с ним стало трудно разговаривать.
— Не принадлежит ли Гаррис к какой-то секте? — озабоченно спросил Гонсалес. — Из какого звёздного мира он происходит?
— Он с депрессивной планеты в дальнем захолустье архипелага Хайтемплтауэр, — припомнил Трентон, — там они все сектанты Ковчега Пробуждения, может, слышали? Но раз его принял на работу Альянс, да ещё связистом, значит, он от своего Ковчега отрёкся. Обряды не выполнял…
Гонсалес понимающе перебил его:
— Перед лицом смерти…
Смерти?
— …что значит карьера в Альянсе и давние отречения? Ладно, идём-ка к Гаррису — надо с ним поговорить.
Трентон и Гонсалес пошли вперёд, Родригес и Флорес увязались следом. Родригес думал о том, что мутноватого Флореса не стоило бы посвящать — мало ли что Гаррис «перед лицом смерти» ещё разболтает. Но с другой стороны, связисту ведь не на шутку плохо. Ждать, что ли, раза, когда нежелательный стажёр не придёт? Многовато ему чести.
— Все ко мне? — встретил их Гаррис у двери отведённой ему каюты. — Что вам Том обо мне наболтал? Сказал, типа я с ума вовсе поехал? Нет? По лицам же вижу, что именно так и сказал — ну дурачина…
— Том сказал, — осторожно вклинился доктор, — он не понял, что происходит. Попросил разобраться меня, как человека более опытного в некоторых вопросах. А остальные, — нахмурился он на стажёров, — увязались чисто за компанию.
— Том сказал, — Гаррис сглотнул, — что мне было сновидение?
— Да, сказал, — подтвердил Гонсалес, — но его содержание он не смог толково нам передать. Вероятно, потому, что сам он подобного сновидения ни разу не видел.
Связист рассмеялся:
— Да где ему! — и непререкаемым тоном пророка принялся вещать. — Мне во сне было сказано. Кем — не могу разгласить. Но я верю, и я свидетельствую: сказанное серьёзно. Сказанное последний шанс.
Крейсер «Антарес» не вернётся с Эр-Мангали. Коммодор погиб — крейсеру тоже не жить. Кто убил коммодора, убьёт и крейсер, и всех, кто окажется в крейсере. Что это значит, док, понимаете, что это значит?
— Конечно, — с полной серьёзностью произнёс Гонсалес, — в нужный момент, чтобы спастись, будет важно оказаться снаружи, — прозвучало деловито, так, будто и сам он подумывал оставить крейсер.
— Десантники брошены, — продолжал связист, — они по своей ограниченности не поверят, но они брошены. Они не нужны. Их никто не будет теперь извлекать из-под действия нашего «Карантина».
Ну конечно, не нужны, подумал про себя и Родригес. Подразделение майора Домби себя несмываемо запятнало. Гориллы не просто людей убивали. Убивали своих по чьему-то безумному приказу. И лишь для того, чтобы ускорить пуск злополучной карантинной системы — вопреки мнению ныне покойных учёных со станции.
— Ой! — стажёр Флорес вдруг потрясённо икнул, привлекая к себе внимание. — Так что ж это, наши олухи запустили горилл напрасно? Зверюги тоже против системы ничего не смогут?
Парня, что называется, осенило. Что ж, лучше позже, чем никогда.
— Ты прав, — похвалил Гаррис, — верно догадался. Не смогут. Но будут себе и нам доказывать, что смогли. Тем они крейсер и доконают, — связист скорбно вздохнул и заговорил сбивчивой скороговоркой. — Мне голос был, во сне рассказал, расписал подробно, как будет. А будет так. Домби станет прорываться сквозь «Карантин». Сперва выпустит катер. Катер погибнет. Вспыхнет — и нет его. Синим дьявольским пламенем весь подсветится… Такова работа системы — ну, Трентон вам подтвердит, он её видел в действии на предварительных испытаниях…
— Подтверждаю, — поспешно выдавил Трентон.
Интересно, слово «дьявольским» он подтвердил тоже?
— Ну так вот. Катер, считайте, уже пропал. Результат отрицательный умного отрезвляет, но Домби не умён. Он остановиться не сможет, всё равно потребует прорыва на крейсере. Жизнь во славу Альянса. Скоро. Уже скоро. Не более суток. Не более трёх…
Так суток, или трёх? Родригес запутался. Неконкретное какое видение!
Или нет, вот пошла жёсткая конкретика:
— Но первым пойдёт катер — вот увидите. Попытаются спровадить Алонсо — не пойдёт. Мадейрос — только покрасоваться. Эстебан отморозится. Вызовется Кастелло, он-то первым и сгинет.
— Значит, Кастелло уже не спасти, что ли? — Гонсалес внимательно посмотрел в расширенные глаза.
— Судьба!.. Кастелло не сможет сопротивляться. Но другие… — Гаррис вдруг судорожно сжал плечо Родригеса. — Для других судьба не написана! Есть капсулы, есть второй катер — на нём десантники прилетели. Лучше катер: капсулы расстреляют.
Точно! Катеров на крейсере теперь, кажется, два…
— И запомните! — Гаррис пронзительным взором смотрел им вслед. — Не нам справиться с адской системой! Нам не дано. Будем думать — но не придумаем. И майору Домби не дано. Сам себя
