class="p1">— Откуда они?
— Так со всего города! Здесь хвостов было видимо-невидимо. Но они заигрались, так-то. И порушили город, и наших детей…
— Крысиные хвосты? Взорвали Марпери? Но разве авария не…
— Больше слушай! Мэр скажет всё, что ему велят. А там, — Царбик ткнул пальцем в потолок, — не хотят, чтобы люди знали. А почему мы не можем знать? Я детей хоронил своими руками! Их всех вешать надо. Всех! И молния… была молния… нужно собрать свидетельства, и тогда…
— Молния, — ухватилась я. — Она откуда?
— От Крысиного Короля, — ворчливо бросил Царбик, захлопнул чемодан и вдвинул его обратно в угол, под сундук и за широкую аляповатую картину с какими-то цветами. — Откуда же ещё? Он зачерпнул в Бездне магию, продал свою суть болотным огням, и за ним пошла армия морочек и сама старуха-смерть. И Полуночь… ради нас она, сука, не приехала.
Он выпихивал меня к выходу и то и дело оглядывался на часы, а я сказала медленно:
— Но ведь нет его больше. Крысиного Короля?
А Царбик сплюнул на пол и произнёс неожиданно чётко:
— Радио тебе голову промыло. Зачем монеты смотришь, если веришь, что нет Крысиного Короля?
xxi
— Скажи мне правду. Он есть? Крысиный Король.
— Хм. Думаешь, я знаю?
— И то верно…
Когда я пришла, Усекновитель стоял в ледяной шапке, закованным в панцирь из сперва растаявшего, а затем замёрзшего обратно снега. Сияние синих глаз поблекло от этого, будто рыцарь надел плохонькие, мутные очки.
Газеты побило снегом, ноги статуи утопали в снегу, а город укрыла плотная, непроглядная сизая дымка, из которой торчали только верхушки ЛЭП. Мрачный фон, серая земля, сливающаяся с серым небом, едва различимые чёрточки проводов и редкие птичьи клинья — вот и всё, на что он мог здесь смотреть.
Мой лунный был, однако, бодр и весел, и всё то время, что я сдирала лёд с мраморной головы, делился фантасмагоричными идеями о том, как можно устроить конвейерную библиотеку, и почему она станет пользоваться небывалой популярностью. Он искренне горел каждой такой задумкой и планировал все их претворить в жизнь, и это было ужасно заразительно. Мне тоже хотелось побывать в эдаком странном сооружении — подумать только!.. конвейерная библиотека!.. сидишь за столом, а мимо тебя едут по ленте самые разные книги!.. — и чтобы в ней был отдельный зал для пневмопочты, и капсулы с письмами улетали там по трубам. Жжух! Вот это была бы жизнь!
— И голем в библиотекарях, — совсем разошёлся он. — Такой, как делают колдуны из Бишигов. Он будет проверять читательские билеты, брать оплаты и следить за порядком. И грозить пальцем всем, кто нарушает тишину!
Я рассмеялась, а потом чмокнула его в ледяную щёку.
Синие глаза вспыхнули, и Дезире отвёл взгляд, будто прислушался к чему-то. А потом сказал разочарованно:
— Ничего. Жаль.
— Что — ничего?
— Я не проснулся до конца, — неохотно пояснил он. — Ни других глаз, ни памяти, ни тела. Поцелуй прекрасной девы не помог.
Я смутилась и, наверное, покраснела, — а может быть, мороз кусал лицо. Это был, в конце концов, не так чтобы поцелуй. Мне просто было смешно и весело, и что-то игривое и бойкое пузырилось внутри. Вроде как — шутка?
— Я же двоедушница, — хрипловато напомнила я, привставая на цыпочки, чтобы дотянуться до его макушки. Там скульптор уложил волосы рыцаря завитком, и лёд из него всё никак не выковыривался.
— Ну и что?
— Наверное, это не считается? Наверное, это должна быть прекрасная лунная дева. Кстати, есть ведь эта девочка, Оставленная! Может быть, она могла бы…
— Нет, — перебил Дезире. — Не надо никаких лунных девочек. Не вышло, и ладно.
Это не было на него похоже: на каждое возражение у лунного всегда находился новый план, обычно ещё более сумасшедший. Я пожала плечами, переступила по бревну и, оперевшись на плечо, потянулась вытряхивать снег из рыцарских ушей.
Не знаю, как он выглядел на самом деле: может быть, его брошенное где-то тело было совершенно иным, скажем, смуглым чернобровым задохликом с горбатым носом-крючком. Но мраморный профиль был чудо как хорош. Мужественное, строгое лицо, волевой подбородок, резкие скулы, нос — как с картинки. Скульптор вырезал его взгляд бесстрастным и почти пустым, но синие блики от сияющих лунных глаз раскинулись по векам смешливыми морщинками. Я разглядывала их, пытаясь понять, как это может быть, — а потом мой взгляд упал на его губы.
Несколько бесконечно долгих мгновений я обдумывала Ужасную Мысль.
— А может быть, — наконец, выдавила я, — не вышло, потому что… ну…
— Что — ну?
— Это щека, — сказала я многозначительно.
Дезире разглядывал меня с любопытством. Его лицо было совсем близко, и я решилась.
Губы ледяные и мраморные. Невкусные, хотя я протёрла лицо рыцаря свежим снегом. Пахнет мхом, ветром и самую капельку электричеством; губы не двигаются — и от этого я чувствую себя ужасно глупо, будто учусь целоваться на помидорах. Рот колет инеем, и я немного боюсь, что примёрзну к нему, как можно примёрзнуть, если лизнуть на морозе фонарный столб.
А он — даже не отвечает. Каменный болван!
— Вообще-то я жду свою пару, — напомнила я, отстранившись и вытерев рот рукавом.
— Конечно, — безмятежно подтвердил рыцарь.
Синие глаза внимательно рассматривали меня. Никаких изменений в них не было заметно: терапия поцелуями, очевидно, не возымела действия.
— Он обязательно придёт, — добавила я. — Я обязательно его встречу. Запах пары ни с чем нельзя перепутать. Он придёт, и мы будем очень счастливы вместе.
— Разумеется, — так же ровно согласился Дезире.
— Мне кажется, — доверительно сказала я, сама удивившись тому, как потянуло от этих слов сердце, — я уже его люблю. Я любила его всегда и буду любить вечно. Для этого нас соединила Полуночь.
На этот раз Дезире промолчал, и, пожалуй, это было к лучшему. Наверное, все наши звериные страсти казались лунному смешными.
Я сдула волосы с лица, села на бревно, отряхнула ладони и спрятала руки поглубже в рукава. И вот тогда спросила деловито:
— Скажи мне правду. Он есть? Крысиный Король.
Был Крысиный Король или не был, умел ли он кидать молнии, и что за дела у него были с Бездной и морочками, — всё это было, по правде, не ближе к жизни, чем мои любимые сказки. Тощему Кияку легко быть героем, потому что на его призыв является Большой Волк, тайные дороги сами ложатся под его ноги, и на работу ему ходить не надо; а что за геройства взять с меня, работницы швейной фабрики на самом краю Леса?
С другой стороны,
