отползти на край кровати. Но не успеваю преодолеть и пары сантиметров, как меня тут же притягивают к себе.
— Ради бога, давай хотя бы сейчас нормально поспим.
Чего?! От возмущения я даже нахожу в себе силы и перекатываюсь на другой бок лицом к лицу к писателю, тем самым наконец скинув его руки с себя и со своей груди. Чему я была несказанно рада. Вроде бы… Нет, не могу сказать, что мне это было неприятно, но вот акцентировать внимание на этом пикантном факте и просить его соблюдать субординацию почему-то мне было сейчас крайне неловко.
Хотя о какой субординации может идти речь, когда я сейчас практически плюхнулась на него сверху?
— В смысле? — требую пояснений я, но Ковальчук вновь погружается в негу сна, и начинает чуть слышно посапывать. Смотрю на него такого взлохмаченного, в помятой рубашке, джинсах, которые он так и не стянул с себя, на след от подушки на его щеке, на ресницу, которая упала и разместилась прямо под левым глазом, и в груди начинает сладко щемить. Так сильно, что становиться трудно дышать. Какой-то он до ужаса умилительный… Неправильно это всё. Очень хочу дотронуться рукой до его щеки и смахнуть ресницу, но понимаю, что не стоит. Мы друг другу никто. И вероятно, после того как мы сегодня разъедимся, нам больше никогда уже удастся пересечься.
Да и к чему? Мы ведь с ним даже не друзья. Просто люди, по странному стечению обстоятельств разделяющие друг с другом номер. И постель.
О чём я вообще думаю? Наверное, это и есть похмелье, когда голова отказывается нормально соображать и разум, закружившись в какой-то безумной карусели, подкидывает самые дикие мысли и образы. До некоторых пор, судьба меня как-то миловала и такой неприятный недуг, как похмелье, успешно обходил меня стороной. Сколько бы я не выпила, на утро я всегда прекрасно себя чувствовала, и сохраняла кристально чистое сознание. И главное — помнила, что я творила прошлой ночью.
Но, как говориться, всё бывает в первый раз.
— Эй! Мы не договорили, — тормошу я своего соседа, и стараюсь всё-таки немного отодвинуться. Мне нужны ответы на вопросы! И просто наблюдать, как он сладко посапывает, я не собираюсь!
— Ммм. Напомни мне больше никогда не приглашать к себе пожить в номер незнакомых барышень…
— Ром, что было этой ночью? — я начинаю закипать. В пределах видимости в качестве орудия пыток были только подушки. Но я надеялась пока что обойтись без них и решить вопрос мирным путем.
— Ты серьёзно? Тебя только это интересует?
— Да!
— Не переживай, ты была великолепна, — бурчит этот наглый писака, по-прежнему не открывая глаз. И отворачивается на другой бок.
Не смешно! Совсем не смешно! И кто вообще шутит с утра пораньше? Не будь на мне сейчас одежды, и не будь я так уверена, что между нами ничего не было, Ковальчук точно был бы не жилец со своим искрометным чувством юмора. Но мне нужно было знать, чем закончился вчерашний вечер.
Неужели я буянила в ресторане? Да нет же, бред!
Без лишних угрызений совести вытаскиваю из-под головы Ромы его подушку. Удалось мне провернуть этот финт далеко не с первой попытки. Тяжёлый, зараза. Или это у него только голова такая тяжёлая, потому что полна светлых мыслей и дурацких шуток?
— Эй! — возмущённо вопит Роман, наконец-то соизволив открыть глаза.
Впился в меня недовольным взглядом, но в его глазах где-то на самом дне я вижу всполохи веселья. Его это всё явно забавляет. Ну уж нет, клоуном быть я не нанималась!
— Рассказывай! Обо всём и по порядку!
Ковальчук тяжело вздыхает. Закидывает руки назад за голову, скрестив их у себя на затылке.
— А ты значит совсем ничего не помнишь?
С трудом сдерживаюсь, чтобы опустить взгляд на его губы, это бы выдало меня с потрохами. Не хочу я обсуждать наш поцелуй! Лучше сделать вид, что мои познания о вчерашнем вечере заканчиваются на танцевальной ноте. Так будет намного проще провести остаток дня до моего отъезда. Отвожу взгляд в сторону, рассматривая медленно кружащиеся снежинки за окном. Прекрасные зимние пейзажи — отрада для глаз и настоящее спасение для отчаянных лгунов.
— Помню, как ты меня спас от какого-то очень важного и влиятельного мудака, — медленно произношу я, чуть хмуря лоб, будто напрягая память в тщетных попытках восстановить события вчерашнего вечера, — Помню, как ты утащил меня танцевать. Дальше — темнота. Мне кажется, в этом ресторане подают не сильно качественное вино…
— Да ты что?? А может всё дело в том, что кто-то хлестал бокал за бокалом, не закусывая? — вопросительно поднял бровь товарищ писатель. С трудом выдерживаю его взгляд и стараюсь размеренно дышать. Я ведь помню, что он постоянно читает меня, как раскрытую книгу. Интересно, понял ли Рома, что я умышленно умолчала о нашем поцелуе? Или поверил в мою маленькую ложь?
— Я умею пить и никогда не страдаю похмельем, — отрезала я, — Почему тебе не удалось выспаться? Я буянила в ресторане? Тебе пришлось разбираться с администрацией?
— А что с тобой частенько такое бывает? — усмехается Ковальчук
— Рома!!
— Ладно-ладно. Не буянила ты в ресторане, не переживай, — взгляд парня скользит по моему лицу, чуть задерживается на губах, а потом переходит куда-то вправо. Кажется, он смотрит на стул, сверху которого было небрежно накинуто моё вечернее платье. Напряжённо сглатываю. Мне это не нравится, мне это очень не нравится. — А вот в номере, ты, конечно, отжигала не по-детски…
* * *
Лера закрывает лицо руками и издает тихий стон. Что-то не замечал в ней ранее излишней скромности или угрызений совести из-за каких-либо своих поступков. Но кажется, сейчас она действительно переживает и отводит взгляд в сторону, боясь встретиться со мной глазами. Помучить её ещё что ли?
Наблюдаю за ней из-под опущенных ресниц. Растрёпанные волосы, футболка, которая чуть сползла на одно плечо и оголила ключицы, соблазнительно длинные ноги, в которые она сейчас судорожно вцепилась, обхватив руками колени, в попытке скрыть своё волнение. Её не портил даже слегка размазанный макияж. Ага, этакая смесь сексуальной кошечки и домовёнка Кузи. Очень странная, но очень пленительная, будоражащая воображение смесь. Кому расскажешь, что я от этого сейчас схожу с ума, как какой-то малолетний пацан — засмеют. Но я правда кайфовал, ощущая её такую сонную и такую беззащитную рядом. А это её искренне смятение, и то, как она задумчиво прикусывала нижнюю губу и время от времени издавала еле слышный печальный вздох, просто сносило крышу.
А ведь я уже был