«Что же ты натворила, Элла», — со вздохом обернувшись к зеркалу, ловлю в нем собственное отражение. Угораздило же меня взобраться на самую вершину сумасбродства и сигануть в бездну. Бесстрашная дура. Выплевываю сиплый смешок, включаю воду и встаю под тугие, теплые струи. К черту. Буду разбираться со всем головным кавардаком завтра.
Остаток ночи я сплю, как младенец. Едва касаюсь щекой подушки — проваливаюсь в глубокий нерушимый сон. Разлепляю веки со звуком телефонного звонка. Шарю ладонью по тумбе и прислоняю мобильник к уху, толком не разглядев номер.
— Эллочка, детка, доброе утро! — верещит чересчур взбудоражено мама. — Ждешь нас уже с папой сегодня в гости? Мы к обеду подъедем.
— Я, э-э-э, да, мам. Жду, конечно... — бормочу сонным голосом, растирая лоб.
Конечно же, я забыла о том, что мы договаривались увидеться на выходных. Видимо, безделье и бесконечные терзающие рефлексии придется отложить, и моим великим кроватным свершениям не сбыться.
Мама сходу утягивает меня в удушающие объятия, словно в последний раз мы встречались лет двадцать назад. Стоит, прижав к себе, и покачивается из стороны в сторону.
— Ты на диете? Куда щеки пропали? — хлопает меня по лицу.
Нервотрепку можно считать диетой?
— На месте мои щеки, не начинай, — улыбаюсь ей и подхожу к неловко переминающемуся с ноги на ногу папе, чтобы чмокнуть его в щеку. — Новая рубашка? Тебе очень идет.
— Правда, дочка? — отец смущенно смеется и теребит седые усы. — Спасибо.
— Ага, здорово скрывает его скромный живот, да? — мама хохочет.
— Так а кто же меня откормливает? — ворчит на нее папа. — Потом жалуется...
— А кто заставляет тебя уплетать гигантские порции?
— Вкусно потому что!
— Все-все, — хихикаю я, поднимая руки в примирительном жесте. — Не ссорьтесь. Пойдемте лучше пить чай.
Надежда на то, что встреча с родителями пройдет спокойно улетучивается с момента, когда моя драгоценная мама приступает к осмотру квартиры с таким деловитым видом, словно ведет программу «Ревизорро». Указывает на малюсенькие погрешности, лишающую обстановку идеальной чистоты, критикует содержимое холодильника и в приторно-навязчивой манере пытается внушить свое мнение.
Я привыкла игнорировать такое ее поведение, но сейчас не уверена, что справлюсь.
— Мам, я не для того стремилась к самостоятельной жизни, чтобы ты отчитывала меня до старости лет за статуэтку, которая, по твоему мнению, стоит не в правильном месте, — со звенящим в голосе напряжением защищаюсь я. — Пожалуйста, прекрати придираться. Ты за этим сюда приехала?
Сколько раз еще придется перетирать эту тему и упираться в тупик? Эта женщина наделена непробиваемой упрямостью, что часто усложняет наше общение. Я бы не добилась успехов на работе, если бы пошла в нее не только внешностью, но и характером. К счастью, лояльность досталась мне от отца. С другой стороны, моя мама — невинный цветочек по сравнению с Сусанной Георгиевной, которая спала и видела, как бы разлучить нас Тимуром, едва ли не в смысл жизни превратила цель добиться нашего развода.
— Я? — мама кладет ладонь на сердце, изображая изумление. — Я же стараюсь, как лучше. Когда в твоем доме снова появится мужчина...
Господи, опять двадцать пять.
— И что? Что дальше? — я громко и раздраженно вздыхаю, провожу ладонями по лицу. — Думаешь, кому-то будет дело до какой-то там фигурки на полке?
— Дьявол кроется в деталях, — скупо изрекает и, обиженно вздернув подбородок, отворачивается к окну.
Я всплескиваю руками.
— Как прикажешь это понимать?
Разумеется, она молчит. НУ РАЗУМЕЕТСЯ.
Папе всегда неловко, когда мы цапаемся, однако он предпочитает не вмешиваться и увлеченно смотрит телевизионную передачу об экзотических птицах Амазонки.
Я понимаю, что мама так ведет себя не со зла, но мне надоело постоянно напоминать, что со своей жизнью, порядком в доме, рационом питания и прочими бытовыми вопросами я хочу разбираться без чьего-либо вмешательства.
Впрочем, мое очередное возмущение ее поступками — словно в пустоту. Мама задавила своим авторитетом папу, и все никак не успокоится, что у нее это не вышло со мной. Последней каплей становится это:
— Ну, теперь мне понятно, почему Тамерлан с тобой развелся! — громко восклицает она на всю квартиру, роясь в кухонном шкафу. — Какой бардак, Элла! А сюда посмотри… Хлебные крошки повсюду!
Я, подойдя, с силой захлопываю дверцу шкафа прямо перед маминым носом. Как оказалось, это было достаточно неожиданно для нее. Она вздрогнула и отскочила.
— Ты ничего не знаешь о нас с Тимуром. Если в твоей реальности мужчины и правда разводятся с женщинами из-за таких мелочей, то мне очень жаль.
Прикусываю язык, чтобы не добавить: тебя. Мне очень жаль тебя.
Но маму все равно обижает брошенная мной фраза, поэтому остаток нашего чаепития она показательно молчит. И домой они с папой собираются подозрительно скоро. Я не останавливаю их, ведь с моей стороны это было бы лицемерием. Обещаю себе только позвонить маме позже и попросить прощения, хоть даже считаю себя правой. Это же мама. Как бы с ней тяжело ни было, тетя Люда права, — она любит меня. Просто я единственная дочь, ей хочется подарить кому-то свою заботу. Она делает это как-то странно, по-своему. И все время, конечно же, намекает, что я должна подарить им с папой внуков.
Несмотря на слегка испорченное настроение, все выходные я будто нахожусь в некой эйфории. К тому же, Лилия Николаевна восхищенно отзывается о «нашей» с Марго работе, которую я отправила главреду субботним утром. Специально игнорирую уведомления из приложения сайта знакомств, чтобы продлить ощущения кайфа. Мне просто нравится представлять, что бы могли написать и Лев, и Тигр. Понятное дело, руки чешутся поскорее прочитать их сообщения. Я уверена, они писали. Но контролирую себя, давая немного времени принять то, что случилось. Почему-то жду, что Тимур как-то объявится: позвонит, приедет, но этого не происходит.
Все-таки это было приятно, необычно. Черт возьми, это было классно! Я знаю, меня бы осудила каждая женщина в нашем офисе, однако очень сомневаюсь, что в глубине души они же не мечтали бы о таком же самом. Особенно, если учесть, какими взглядами наши дамы провожают Игната Артуровича…
Не знаю, что это за новое незнакомое чувство. Я давлю его в себе, душу, ругаю себя. Мне не нравится острое превосходство, зарождающееся внутри. Но оно помогает справляться с неуверенностью, с нелюбовью. Оно помогает взглянуть на себя иначе. На свое лицо, на тело, на волосы, на достоинства и недочеты. Я больше не хочу серых красок в одежде, поэтому в воскресенье внезапно срываюсь по магазинам. Красный, как много красного. Я хочу все это. Хочу быть сексуальной, желанной. Хочу, чтобы привлекательной была не только Скарлетт, но и Элла.
