в-пятых и шестых.
Они наскочили на бортик сбоку автострады. В них влетела легковушка с другого боку, за мгновение до этого она столкнулась с другой машиной, подброшенной фурой.
Летели осколки стекол, сколки металла, куски пластика от фар, словно брызги в летний день от фонтана. В противном скрежете шорканья друг о друга, бибикали водители клаксонами и визжали тормоза с сигнализациями, визгливо резали шинами расплавившийся асфальт. Слышались глухие и пронзительные удары столкновений.
Все происходило стремительно. От удара Максима открыла рот и выпучив глаза, закричала, срывая голосовые связки пронизывающе громко. Ниршану показалось не выдержат ни ее, ни его ушные перепонки.
Машину крутануло, и та как балерина в многооборотном прыжке, взлетела над дорогой, выписывая замысловатую спираль, затем начала приземляться на собственную крышу на другие машины.
В миг прикосновения и удара, реальность застыла.
Превратилась в вязкое желе. Замерла. Ниршан смотрел в этот момент на девчонку, увидел, как она тянет руку к выскочившим из его кармана монетам. Берет одну из них, медленно поворачивая взгляд к нему.
— Это мое, — так невинно, и так простодушно.
Взяла пальцами, утягивая ее с траектории полета и замечая вторую.
— А это его.
Она все поняла про своего отца. Он видел по ее изменившемуся лицу. По боли скользнувшей во взгляде. Девушка прикрыла глаза, и звуки мира, движений, обрушились на них единым симфоническим громыханием. Затопили какофонией. Покорёженные машины, раненные люди, мчащиеся птицы, предметы, все, что летало вокруг, потрясающе послушно, словно на батуте потеряло силу инерции. Рухнуло вниз. Удар от падения оглушил.
— Ты хуже шептунов, — прошептал Ниршан, ощущая, как его утягивает от перенапряжения в бессознательный омут. Тело отключалось, не слушалось. Он неловко тянул руку к ее коленке, лучше бы к запястьям, но выходило, как выходило. И, дальше ничего. Тишина и покой.
Никто не будет спасен
— Скажи, к этому мы готовились? Так все должно завершиться? Или во всем виновата я и подвела, даже не знаю кого? Всех, наверное…
Палата того же пятизвездочного отеля была значительно комфортней моих предыдущих «апартаментов». Все и в самом деле закончилось, как обещал Гуй Ли. Как только арктики сочли для себя достаточным доказательства случившегося на автостраде, меня оставили в покое.
Следствие завершило работу.
Я сидела в больничной ночнушке, на кровати, рассчитанной на более крупных нелюдей. Босые ноги свисали, не доставая до пола. На меня смотрел отец Кирилл. Его приговорили к пятнадцати годам, и в этом была и моя вина. Его последней просьбой оказалась беседа со мной. Адвокату удалось добиться встречи, только потому, что я шептун и мой приговор будет суровее и необратим. Чтобы не вставать два раза и не вести его из тюрьмы, нам разрешили побеседовать до моего суда.
Отец Кирилл в тюремном комбинезоне синего цвета сидел на стуле. Странно его видеть не в черной рясе, без креста и выбритым. Его лицо кажется чужим, совершенно не похожим на то, что я привыкла видеть с детства. Черты лица моложе, лицо треугольником, сужалось книзу. Без бороды карие глаза смотрятся удивительно большими. Добрыми. Глубокими. Афонец, гордое звание. Великое предназначение и безвозмездное служение людям и Богу.
— Шах, не мат, — сказал он.
Шах, это нападение на короля противника. Король может совершить всего три действия. Он может уйти, защититься или напасть в ответ. Мат это шах, от которого нет защиты. В играх в иное, случается сплошь и рядом. Мы свою игру сыграли.
— Помнишь, чему я учил тебя в детстве? Эмоции держи под контролем. Забудь, что ты женщина, что чувствуешь, на энергетическом духовном уровне нужна крепкая отстраненность. И где она?
Я молчала в стыде. В обычное время, я вспомнила его шутку о том, как они много молились и не вымолили меня. Вот перец и не вырос, а вместе с ним и крепкая отстраненность. Но мне страшно и совершенно не до смеха. Чувства натянуты до предела и ощущения обострены, как никогда.
— Поэтому среди шептунов нет женщин, — объяснил он.
— Смертная казнь не законна. Я ничего не сделала плохого. Я не выбирала себе судьбу. Не верю, что арктики имеют право на смерть. Могут отобрать жизнь.
— Они скажут, что ты представляешь прямую биологическую угрозу.
— Я опасна для общества потому, что опасна, это чудовищно. Что мне делать?
На глазах навернулись слезы.
Он понимал, встал со стула, несмотря на запрет, сел рядом и обнял. Погладил, как когда-то в детстве по спине. Только теперь все дело было не в какой-нибудь нелепой занозе или ушибе, а гораздо серьезнее.
— Вспомни, какое слово в речи вбирает в себя все существующие слова на свете?
Я грустно улыбнулась.
— Быть.
Глагол «Быть» являлся тем словом, в ком собиралась, сосредотачиваясь, вся суть языка. А значит смысла. От него шли все слова, такие простые как «Быть» и «Я» или бытия. Бытье, это быть и есть. Хороший совет. Самый надежный свет, к которому можно обратиться в темные времена это Смысл слов. Не обязательно глаголов, можно и других. В Словах, как в людях всегда существует Зазор. Как люди, создающие зазор между бытьем и не бытьем, любые слова означают связи. Глаголы связывают нас с представлениями. Существительные с образами вещей и это горизонтальные связи. Прилагательные указывают связь с действиями и это вертикальные связи. Например, белизна — это качество и существительное, козлят — это предмет и глагол, смертные — это прилагательное и существительное. А всякие наречия и приставки это все временные указатели. ВремЕнные или ВрЕменные? Решает человек. Слова звучат. И любой язык всегда располагается на полдороге между Зримыми формами природы (скажем, Мост Вечности) и тайными соответствиями божественных рассуждений. Люди говорят, но не связывают.
— Так будь, — он улыбнулся, тому, что я наконец начала прозревать. — Ты же не попросту сущая угроза. Ты противовес.
— Антипод.
— Я расскажу тебя историю. Маленькую. Ты знаешь, что человеческие языки вплоть до 16 века были более природными, чем сейчас. Существует пять направлений, того как люди пишут. Ты пишешь, справа налево, мы специально тебя этому обучили. Древние греки писали слева на право. Сверху вниз пишут китайцы и не только они. Мексиканцы пишут снизу-вверх, спиралями. Все это связано с древними сакральными учениями. Если сложить все четыре направления, что выйдет?
— Крест, — проронила я, понимая, что он говорит не о христианстве, а о перекрещивании пространства.
— Смысл нужно искать не в словах, как таковых и не в силе их звучания, а в самом существовании языка. В его отношении к миру. Теперь ясно?
— Нет, — вот хоть убейте меня,
