горьким привкусом, навевая на безысходность будущего.
То, что он позвонил, это уже что-то. Значит, за живое задел все-таки. В голове не укладывается, как он так долго терпел и не искал встречи с дочерью? Не пытался ей помочь?
Для назначения встречи мне необходимо решить один очень важный момент — моя охрана. Того ублюдка соскребли уже с земли. За его благородный поступок досталось не только увольнение, но и длительный отдых в больнице. Остальные мне тоже не давали покоя. Вечная текучка. Подбирал холодных, но расчетливых — сегодняшний экземпляр оказался бракованным. И теперь-то я понял, почему охрана была такой… бесчувственной, что ли. Раньше я и сам был таким, но с появлением Авроры, нехотя, но признавался, во мне начали просыпаться эмоции. Давно забытые чувства. Даже во время сегодняшней ситуации я чувствовал чертовскую злость, негодование и теперь неугомонно рвущийся крик ее голоса в ушах. Раньше был холоднее. Не переваривал в голове прошедшее.
Набрав нужного человека из бывшего спецназа, сообщил, что мне нужно заменить полностью всю охрану. Потребовал профессионалов со здравым рассудком, категоричным к своей работе, и решил взять меньшее количество. Пусть будет меньше, но зато качественно.
* * *
Ночь выдалась ублюдской. Подорвался в холодном поту, прогоняя сон. Это что, шутка? Либо она заразная? Блять! Взглянул на часы, только два часа ночи. Толком и поспать не успел, а уже кошмар успел присниться.
Попытался вспомнить. Вроде Аврора снилась. Улыбалась, но не мне. Тому гандону, об которого я все кулаки разбил. Но это не все, что-то было жуткое. Постарался, напряг извилины, продлевая картинку. Он раздевал ее, будто дразнил меня.
Я, словно зритель, а они на сцене, только вместо сцены — мокрая земля. Локация сменилась. Они ласкали друг друга на холодной сырой земле, покрытой червями. Жадными укусами касался ее нежной кожи, оставляя кровоподтеки. Аврора стонала, словно ей нравится. Извивалась под ним, прося большего. Белая кожа покрывалась грязью. Смешивалась с потом и кровью. И отвернуться не могу, не контролирую процесс.
Сверкнула сталь. Иуда поднес ржавый клинок к ее горлу, и они замерли, ожидая моей реакции. Смотрят с усмешкой, а я будто сейчас сдохну. Руки привязаны к подлокотникам кресла. Понимаю, что должен ее спасти, а не могу. Паника атакой захлестывает меня. Рвусь с кресла, но веревка шипами впивается в кожу. Я не останавливаюсь, Аврора же ждет. Теперь смотрит с надеждой, руку тянет. Я разрываю в кровь свои, лишь бы выбраться и помочь ей. Одним махом ублюдок провел клинком по ее шее, не дав даже взвизгнуть, хотя я отчетливо слышал ее крик… На этом и проснулся.
Сердце до сих пор о ребра бьется. Чувствую, что вспотел. Даже дышу с открытым ртом. Что за паранойя?
«Не избавился, теперь изнывай», — ответил внутренний голос.
Вот еще! Подлетел с кровати, запутываясь в покрывале.
— Сука!
Все бесило. Что за ерунда со мной творится. Из-за бледноглазой совсем рассудок потерял. Заморочила голову. А главное как? Когда успела?
Метнулся к столу, достал из ящика ствол, и направился к ней. Чуть ли не с ноги выбил дверь, отчего Аврора вздрогнула. Не спала, сидела на кровати, прижав колени к груди. В полусумраке ее маленький силуэт притягивал. Да иди же ты на хрен, ведьма!
Глава 24
Направил ствол, даже не дернулась. Думает, наконец-то отмучилась. И я отмучаюсь! Только с какого хера рука дрожит⁉ Первый раз взялся за пистолет, прицеливаясь двумя руками, но и это не помогло. Меня буквально лихорадило. Все нутро будто хотело вывалиться наружу и обнять ее.
Глаза закрыла. Но страха не чувствую, только свой. Мурашки выступили на моем теле, и капля пота упала со лба на щеку. Не могу убить. Раньше не захотел, а теперь не могу! Люб… Ошибаешься!
В ушах гудело. Казалось, сейчас кровь оттуда хлынет фонтаном. Может, старею, давление поднялось. Вроде еще молод, рано мне с тонометром бегать. Как же угомонить эти чертовы эмоции?
Все, что нас не закаляет — возбуждает. Хватит метаться от выбора убить ее или обнять. Она и так твоя. С самого первого дня! Внутреннее желание всегда возьмет верх. Это не сердце и не мозг. Это мерзкое управляющее нутро, которое хочет исключительно ее. Дышать ей, любоваться, обнимать, поливать с ней эти ебаные цветочки и трахать. Как же адски хотелось ее трахать.
Щелкнув по выключателю, ослепил нас светом. Авроре пришлось быстро привыкать, я позволил себе разглядывать ее прищуром. Подойдя к кровати, медленно положил ствол на тумбочку, давая ей расслабиться. Получилось наоборот. Губы задрожали, глаза заблестели, вот-вот ее захлестнет новая истерика.
— Тихо. Успокойся. Дыши глубоко, — давал наставление. — У меня на тебя очень интересные планы, не вздумай плакать.
— Виктор… — задыхаясь. — Скажи… — ей буквально не хватало воздуха. Урывками хватала воздух губами.
Этого мне еще не хватало. Подошел к окну, настежь распахнув раму. Вечерний воздух облаком проник в комнату, наполняя свежим азотом. Не подходил, ждал, когда успокоится. Потянулась к стакану с водой, с новым приступом начала закашливаться, захлебываясь.
— Тише ты, — взяв стакан, начал поить.
Должно быть, воды принесла служанка, было бы хорошо, если б еще и покормили. Взглянул на тумбочку — тарелки не было. Сам виноват, запретил в прошлый раз.
— Не убью, слышишь? Ты меня не убила, и я тебя не убью, — и откуда в моей голове такие рассудительные мысли? Может, интуитивно хочу ее успокоить, чтоб получить желаемое побыстрее?
— А е… а его? — все еще сбивчиво. — Ты… ты убил?
— Нет, — смотрела, жалобно ожидая продолжения. — Он в больнице.
Вроде поверила. Закивала головой, успокаивая себя.
Молчание затягивалось. Более-менее успокоилась. Еще раз попила сама и положила голову на колени. Хочу ее, а как хочу — не пойму. На такую бедную и член не встанет. Не спать же с ней ложиться.
— Расскажи мне про себя, — неожиданно.
— Хочешь докопаться до моей души?
— У тебя ее нет. Ты как одинокая луна, но показываешь только темную сторону, — опять проницала бледными глазами. Заглядывала в самую глубь и ничего не видела. — Прошу, покажи другую.
— Другой нет.
— Есть, — уверенно. — Я это точно знаю. Может ты и сам себя не знаешь, может просто не понимаешь, но я смогла ее разглядеть. Ты просто выбрал не тот путь. Помнишь, мы обсуждали это? — ждала моего ответа. Я однократно кивнул. — Ты борешься с самим собой. Понимаешь, что я ни в чем не виновата, но усердно хочешь наказать и не можешь. Защищаешь от своих друзей, не позволяешь взять другому, не обижаешь,
