одна. Никому нет дела, куда я спешу и почему так раскраснелись щёки.
Никому и к этому я привыкла.
А Захару, кажется, не всё равно.
Он купил для меня кофе и беспокоился, что я не взяла. Я ни за что не притронулась бы, но и эта мысль тоже согревает меня всю.
— Я здесь, мам, — после стука приоткрываю дверь класса и протискиваюсь боком.
В кабинете открыто окно, мама не любит духоты и не терпит сквозняков. Плотно закрываю за собой створку и, вытянув руки по швам, готовлюсь выслушать план предстоящей работы.
Елена Радоевна (а в стенах учебного заведения она всегда ведёт себя как чужой человек) внимательно изучает мой внешний вид.
Я успела поправить волосы, одёрнуть идеально сидящую одежду и даже пощипать себя, чтобы дрожащие руки не выдавали волнение.
— Ты чем-то… взбудоражена, Лиза?
Дёргаюсь, как от удара. Бросаю быстрый взгляд на окно. Теоретически, если бы она выглянула, то могла бы увидеть машину. Не пассажиров, но…
Но могла заметить меня, покидающий уютный салон.
— Просто бежала. На улице опять моросит, а я без перчаток, — демонстрирую покрасневшие пальцы.
— Плохо.
Киваю. Оценка моей забывчивости не требует других действий.
— Сегодня у нас много дел, Елизавета. Сначала поможешь мне с этим, — машет рукой в угол кабинета, где на сдвинутых партах лежат большие листы ватмана. — Надо красиво оформить работы детей. Они в папке. Я пока проверю контрольные и, — улыбается, оставаясь при этом строгой и холодной, — у меня есть для тебя сюрприз.
Я… не люблю сюрпризы…
Ещё ни разу не было такого, который бы вызвал трепет. Хотя нет же! Захар! Каждое его появление в моей жизни — желанный сюрприз. И моя тайна, о которой никто и никогда не узнает.
— Хорошо, — высунув кончик языка, собираю остатки своего сумасшествия. Запечатываю их в памяти, чтобы ночью, лёжа в кровати, посекундно воспроизвести и умереть ещё раз от ошеломляющих эмоций.
— Приступай, Лиза. И помни, что у нас с тобой важное дело. Сюрприз, — повторяет мама, возвращаясь к раскрытым тетрадям.
Скользит ручкой по строчкам, беззвучно проговаривая правила или написанное. Она всегда так делает, чтобы не пропустить ни единой ошибки.
Её ценят за перфекционизм и аккуратность. Её уважают за педантичность и строгость. И никому в голову не приходит, что дома Суворова Елена Радоевна носит ту же ледяную маску.
Какая ты настоящая, мама?
Может быть, придёт время и смогу спросить. Сейчас остаётся только скинуть куртку, положить сумку и приняться за оформление плакатов.
Я с удовольствием перебираю чужие рисунки, откладывая в отдельную стопку те, которые мне понравились больше остальных. С них я начну галерею, выделив рамочками жёлтого или оранжевого цвета.
Вытаскиваю карандаши и фломастеры, необходимые в первую очередь. С помощью линейки отмеряю расстояние и рисую прямоугольник. К нему пририсовываю завитушки, бабочек, лепестки цветов. Получается очень красиво.
А потом, стараясь изо всех сил, вывожу ровным почерком имя юного художника: «Захар».
Глава 31
POV Лиза Суворова.
Спохватываюсь и хватаюсь за стирательную резинку, но фломастер никак не поддаётся.
— Елизавета, что ты трёшь? — мама подходит ко мне, отложив проверку тетрадей.
Я лихорадочно соображаю, что делать. Кусаю губы и вновь чувствую как будто не свой вкус. Как будто бы его.
Бросаю быстрый взгляд на рисунок и шумно выдыхаю, прикрыв веки. «Захар Новиков, 4 Б класс».
— Случайно съехало, я уже всё поправила.
Радуюсь, что не успела размазать буквы и не пришлось переделывать начатую работу.
Мама смотрит на то, что уже нанесено на ватман, и остаётся довольна. Вижу, как заостряются её губы в улыбке, но она тут же возвращает себе строгий и сердитый вид.
— Не считай ворон, Лиза. У нас ограничение по времени.
Для наглядности ещё и стучит пальцем по часам, чтобы я уж точно поняла.
Молча продолжаю рисовать, прогоняя все посторонние мысли. Если один раз повезло, не значит, что повезет и второй. А для собственной же безопасности лучше всего выполнить работу безукоризненно сразу.
Результатом я остаюсь готова. Доклеиваю последние украшения по углам и расправляю получившийся плакат-газету, приложив её к стене, чтобы мама оценила издалека.
Она, склонив голову набок, изучает, ровно ли начерчены рамки, сочетаются ли подобранные цвета и всё ли я выполнила так, как было задумано.
— Очень красиво, — густой мужской голос заставляет вздрогнуть от неожиданности.
Мама, переключившись на вошедшего, поправляет безупречную прическу и одергивает свой идеальный костюм. Я же продолжаю стоять и прижимать ватман к стене, в непонимании переводя взгляд от одного к другой и наоборот.
— Елена, представишь нас?
Мама моргает как человек, побывавший под гипнозом. Из своего конца класса я вижу растерянность, промелькнувшую на её лице.
— Да, конечно. Елизавета, познакомься это твой…
— Подожди, Елена, — мужчина перебивает. — Начнём просто с имени. Меня зовут Рудольф Валентинович Зернов. А ты, как я понимаю, и есть та самая Елизавета, красавица и гордость семьи Суворовых?
— Мам?
— Лиза! Что ты должна сказать⁈
— Извините, — тушуюсь. — Приятно познакомиться?
И пусть это больше звучит как вопрос, потому что мне совсем не приятно. Глаза странного Рудольфа прокатываются по мне от макушки до коленей, обдавая холодом и каким-то ощущением… Словно липкой паутиной меня измазал.
— Вы готовы, Елена? Мы можем ехать?
— Мам, — зову маму ещё раз, — куда?
— Это сюрприз, Елизавета. Разве можно быть такой невнимательной? Не знаю, что делать с ней, — обращается к мужчине, полностью сосредоточившись на нём. — На работу устроилась, дерзит.
— Самостоятельная девочка, Лена. Разве это плохо? А что дерзит… С этим можно работать.
Ватман выскальзывает из ослабевших рук, и я присаживаюсь, чтобы поднять. Дышу в свои колени, борясь с паникой. Не могу назвать причины, но сердце от страха готово проломить грудную клетку.
И страх этот иррациональный просто оттого, что незнакомый Рудольф внушает мне страх одной своей фигурой. А его голос, взгляд и «можно работать»…
— Собирайся, Лиза, — командует этот страшный голос. И я похолодевшими пальцами расправляю стенгазету на парте, а сама тянусь к куртке.
Интуиция кричит, что появился этот Валентинович неспроста. И маму перебил тоже. Шальная догадка парализует на миг. А если…
Если это мой отец?
Если он нашёл нас или мама нашла его?
Ведь я чётко помню, как она произнесла слово «твой»…
Глава 32
POV Лиза Суворова.
Мама и Рудольф непринуждённо общаются вполголоса, а я трясусь на заднем сидении, потому что направление их беседы мне совершенно не нравится.
Они не называют имён, однако, нетрудно догадаться, кто подразумевается под словом «она».
«Она прекрасно училась в школе».
