его повязки — сладковатый запах мокрой земли и травы, и она поспешила отойти к своим мужчинам и занять место за приготовленным столом, когда Тэррик кивнул им.
С ней на ложе уселся Фир, и Шербера едва сдержала неожиданно растянувшую ее губы улыбку, когда увидела выражение лица Прэйира, оказавшегося на одном ложе с Олдином. Чужая акрай заняла место рядом с пожилым воином и взяла его за руку. Другие ее мужчины расселись на свободные места, и по новому кивку Тэррика все приступили к трапезе.
Но молчание длилось недолго. Стоило им немного утолить голод рыбной похлебкой и лепешками, как чужой фрейле заговорил, и первые же его слова заставили Шерберу позабыть о еде.
— Я слышал, ты отменил отборы акраяр в своем войске, Тэррик. Новость меня удивила.
Это было обращение равного к равному, и ни один из воинов или магов, или акраяр, присутствующих в палатке, не мог бы теперь вмешаться в разговор без прямого приказа. Шербера знала, что никто и не вмешается. Их позвали не за этим. Их позвали, чтобы присутствовать, но не говорить, быть свидетелями воли двух фрейле — и ее исполнителями, если на то тоже будет отдан такой приказ.
— Больше, чем новость о смерти дочери Инифри, убитой одним из моих магов? — спросил Тэррик невозмутимо, и Шербера поняла, что он к этим словам был готов.
— Не больше. — Чужой фрейле потянулся за лежащим на блюде куском лепешки и неторопливо, зная, что за ним наблюдают и ждут, наложил в него из чаши жареной рыпи. Свернув лепешку трубочкой, он надкусил ее, прожевал и только потом закончил мысль. — Я видел следы ее ног на песке, Тэррик. Она была на самом деле так огромна, как говорили, и я жалею, что не успел прийти сюда пораньше и помочь вам в этой битве. Твое войско отмечено, в этом нет сомнений, и имя твоего мага и мои воины будут помнить до конца своих дней. Но ведь отборы акраяр — это прямая воля Инифри. И мы не можем сами решать, когда исполнять ее, а когда нарушить.
— Ни к чему проливать лишнюю кровь там, где ее и так льется столько, чтобы можно зачерпывать ладонями, — сказал Тэррик. — Мы принесем Инифри большую жертву в последней битве. Мы ждем ее так же, как и она.
— Ты принял серьезное решение.
— Я принял это решение не один. — Тэррик потянулся к чаше с вином, и Шербера, вдруг почувствовав, что в горле у нее пересохло, неосознанно последовала его примеру и тоже отпила кисло-сладкое питье, сильно разбавленное, ибо запасы вина в войске давно подошли к концу. — Маги одобрили его.
— Маги одобрили твое решение, но одобрила ли его Инифри? — Фрейле снова откусил лепешку. — Твой лучший маг погиб. Многие твои воины получили серьезные раны. Не знак ли это, данный Инифри? Не забрала ли она этой ночью кровь, что должна была бы пролиться на отборе?
Шербера увидела, как побелели губы Тэррика, и поняла, что метко нанесенный удар достиг цели. Она сама почувствовала, как покрывается мурашками под теплой рубицей ее кожа, как заползает в сердце змеей ядовитая мысль: а что если? Что если потому и настигла их обманутая смерть, что если это был знак недовольства Инифри, ее наказание за то, что Тэррик нарушил заведенный порядок и отменил кровопролитие за акраяр?
— Шмису Амаш была послана Инифри по другой причине, — сказал Тэррик в тишине, и Шербера почти пропустила момент, который потребовался ему, чтобы вернуть себе самообладание. — И смерть, которую она здесь нашла, тоже была волей Инифри. Как и жертва, которую мы принесли ей этой ночью.
— Как бы то ни было, многие в войске недовольны тем, что ты сам распределяешь акраяр, Тэррик, — сказал чужой фрейле, и его голос показался Шербере въедливым, как жужжание мошкары над ухом. — И голос этих недовольных звучит очень громко, раз я узнал об этом, не пробыв здесь и дня.
— Воины недовольны не тем, что я распределяю акраяр сам, Сэррет, — ответил Тэррик, и в голосе его на этот раз звенел сдерживаемый гнев. — Воины недовольны тем, что та или иная акрай досталась не им. Но ведь кому как не фрейле лучше всех знать о том, кто заслужил в бою право на магический сосуд? Ты сомневаешься во мне? Это ты хочешь сказать?
Чужой фрейле поднял руки.
— Я не оспариваю и не подвергаю сомнению твои знания о твоих воинах, Тэррик, — сказал он торопливо и даже слишком. — Но в своем войске я намерен провести отбор, и участвовать в нем будут и твои люди тоже. Я не смогу им запретить, иначе это вызовет еще большее недовольство и даже раскол. А я не хочу раскола в войске, которое сейчас как никогда должно быть единым. В войске, которое дальше поведем мы вдвоем.
Его слова звучали более чем разумно, и Шербера видела, что это же понимает и Тэррик. Чужой фрейле не мог запретить отборы сейчас, когда до последней битвы оставалось совсем немного. Но если одна половина войска получит шанс бороться за акраяр, а другой достанется лишь участь бесправных зрителей, это не понравится ни самим воинам, ни Инифри, которая всегда была рада новой крови.
Кровь, кровь, кровь. Будь воля Инифри, подумалось в который раз Шербере, она бы утопила этот мир в крови. Или ее воля — выжимать из него эту кровь по капле? Стараниями Олдина и других целителей после битвы со Шмису Амаш было мало умерших от ран и будет мало умерших от лихорадки. Но они все равно теряли людей. А последняя битва все еще была где-то впереди.
— Твоя акрай потеряла спутника, — продолжил чужой фрейле, взяв вторую лепешку и снова наложив в нее рыпь. — В моем войске есть те, кто захочет за нее побороться, и среди них — воины, которых я бы не хотел потерять сейчас. Я предлагаю выход, Тэррик, выход, который должны одобрить и твои маги, и мои. Бои не до смерти, а до пощады. Первый, кто сдастся и попросит милости — проиграл. Если не попросит — умрет, но таков будет его выбор. Что скажешь?
И это тоже звучало разумно, и будь живы все пять господ Шерберы, она бы поддержала это решение всем сердцем, ведь оно означало, что даже проигравшие на отборе
