«Интересно, что там за мебель, – подумала Ира, – и что за телохранитель? Может, проще было самой этот столик передвинуть?»
Она принялась читать дальше.
«Замариновали мы сегодня с чадом свининку и поехали на дачу, – писала Стекл_offa. – Приехали, а на даче зоопарк. Мало того что на кухне свил гнездо воробей и мы не ходили на кухню, чтобы не спугнуть пернатое, так еще и местная дачная собачка Тузя привела бой-френда, красавчика с треугольными ушками, крупными белыми зубами и кличкой Вулкан. И вот жарим мы с малышом мясо, малыш брызгает водичкой, если где огонь появляется, я переворачиваю шампуры то одним боком, то другим, а Тузя с Вулканом сидят бок о бок и капают слюной. Но собачки они дисциплинированные, расположились у входа в беседку и строят глазки. В общем... что это я растекаюсь мыслями по древу. Напишу кратко. Когда мясо было готово, я переложила его в миску, на мгновение отвлеклась, а Тузя и Вулкан все съели. И миску вылизали. Заняло это у них секунд двадцать».
Ира улыбнулась, но тут же принялась читать дальше. Пост про Александра был где-то близко, она чувствовала.
Лиза поборола искушение допить коньяк и отставила бокал в сторону. Она и так уже нетрезва. Вместо этого она принялась выдавливать краски в палитру. Картину, которую хотела купить Марина, Лиза отставила в сторону. Поставила чистый холст, загрунтованный, крупнозернистый, плотный и так и вызывающий острое желание взорвать спокойную безликость белого цвета.
Лиза встряхнула вазу. Лучше всего ей удавались цветы. Они иногда получались вовсе и не похожими на цветы, но в них была душа, они пели, орали, скандировали зрителю лозунги. Лиза смешала охру с кадмием и провела линию. Секунду она ощущала острое наслаждение от созерцания получившегося цвета. Потом начала писать. Получалось объемно, мясисто, экспрессивно. Иногда, как Марина сегодня, Лизу просили не заканчивать картину: в легкой недосказанности, в белых пятнах был свой особый шарм.
– Я талантлива, – сказала сама себе Лиза. – Я бриллиант. Я пишу гениально.
Картина казалась ей прекрасной. Лиза отставила ее в сторону. Через несколько недель очарование померкнет. Но сейчас, первое время, Лиза ощущала волнение и душевный подъем, глядя на свое собственное произведение.
«Ни друзей, ни личной жизни, ни секса, ни увлечений, – вдруг подумала Лиза. – Я раба своего таланта».
Шрамы на груди вдруг заныли, как будто в них снова вонзилось лезвие. Но секунду спустя Лиза сконцентрировала взгляд на новом холсте, набрала цинковых белил, лимонного желтого, изумрудного зеленого и еще капельку охры.
Лиза часто начинала рисовать либо с самого светлого, либо с самого темного места картины. Но сейчас она перво-наперво нарисовала большой зеленый лист. Цветы в вазе Лиза не меняла, для разных картин она часто использовала одну и ту же натуру. Каждый раз все получалось совсем по-другому. Иногда и цветов-то не было, только иглы. А иногда на первый план выходили нежные, прозрачные, трепетные и ароматные лепестки.
Валерианов стоял у тележки, мрачный как туча. Вокруг роились криминалисты, и было их гораздо больше, чем в первый раз. В руке майор сжимал носовой платочек, но ему было так нехорошо, что сморкаться не хотелось.
– Ее также опознали на кассе, как и Киру, – сообщил майор. – Ульяна обладала яркой и запоминающейся внешностью, ее не могли не заметить. Убита она была уже после того, как оплатила покупки. Более того. На камерах видеонаблюдения на парковке видно, как кто-то толкает тележку, в которой потом оказался труп Ульяны, от дверей торгового центра до той точки, где пожилая пара обнаружила тело. То есть убийство произошло в самом магазине, а не в магазине на парковке. Я ничего не понимаю. Где? Как это могло произойти? Торговый центр, все просматривается, везде охрана! Если невозможное происходит дважды, то мне легче поверить, что я сошел с ума, чем пытаться понять, как это могло случиться.
Он наконец-то высморкал левую ноздрю, оставив правую на потом. Марина и Дима смотрели на тележку. Из-под одежды торчала женская рука. На пальце было красивое кольцо с крупным розовым камнем.
– Я как раз получил информацию про Лизу, художницу вашу, – продолжил Валерианов. – В свое время желтая пресса писала, что она попала в больницу с резаными ранами на груди. Ходили слухи, что это сделал ее бойфренд, но сама Лиза в милицию не обращалась и комментариев не давала. Дочитал и сразу же – бац! Звонок. Найдено тело Ульяны. А ведь версия по поводу виновности Даши Цукерман...
– Кстати, – спросила Марина, – не может быть так, чтобы Даша, поняв, что на ней пылает головной убор, срочно убила еще кого-то для отвлечения внимания?
– Даша под наблюдением, – ответил Валерианов. – Она последние несколько часов только и делает, что общается с разными адвокатами. Все время на виду.
– Меня больше интересует сам Филипп Цукерман, – сказал Дима, – он сейчас в Лондоне. Вернется, по слухам, послезавтра. С ним обязательно надо поговорить.
Марина подошла к тележке и отбросила одежду. Мертвое и поразительно красивое лицо Ульяны смотрело на нее открытыми неживыми глазами. Кожа уже приобрела смертельную бледность, кровь отхлынула, ресницы казались пушистыми, как ветки новогодней ели. Губы, накрашенные помадой, выглядели кукольными. Ульяна была невероятно, поразительно, потрясающе красива.
«Музей восковых фигур», – подумала Марина.
– Может, она была убита в туалете? – предположила Марина.
Дима подозрительно посмотрел на нее.
– Это самый лучший вариант, – продолжила Марина. – Тем более – помнишь? В туалете моего магазина тоже было убийство.
– Ну как в туалете можно убить, если там почти всегда очередь и уборщица с тряпкой?
– А может, в этот момент как раз никого и не было?
Криминалисты изучали парковку, светя ультрафиолетовыми лампами.
– Пойдем осмотрим торговый центр, – предложил Дима. – Нам надо понять, где убили и Киру, и Ульяну. Дважды преступление с одним почерком, в двух разных магазинах. Мало того что мы должны понять, почему этих девушек убили одну за другой, так еще и надо понять, где именно это произошло. Так, возможно, мы выйдем на того, кто это сделал.
– Ты прав, – сказала Марина.
А потом подошла к криминалисту и взяла у него ультрафиолетовую лампу.
Евгения обвивала руками шею Петра, и чем дальше, тем прижималась плотнее, закинув руку, согнутую в локте. Поняв, что задушить его у нее не хватит сил, она с силой ударила его коленом в пах, промахнулась, и была резко придавлена к полу.
– Никакой морковки, – прокричала она, извиваясь, – и никакого насилия. Понял?!
«Не сметь командовать!» – промелькнула в голове у Петра старая шутка. Но смешно не стало.
– Комнатные собачки должны слушаться своих хозяев, – сказала Евгения. – Гавкать, когда им скажут «голос», тапочки приносить и лизать руки. А ты что делаешь?
– Пуделем не буду, – сказал Петр и придавил ее сильнее. – Домашний комнатный муж, приученный к туалету, это не про меня. Я даже ирландским волкодавом для тебя не готов быть. Только человеком. Хотя бы на равных.
