ее, когда я злюсь. Успокаивает, говорит, что все будет замечательно.
— Ну я тебя понимаю, Милен. В день свадьбы каждая девушка переживает. Волнуется. У меня было такое же состояние. А ты все так сильно драматизируешь… Успокойся чуточку, родная.
Нет, сестра не понимает. Я ничуть не волнуюсь. Столько раз выходила на сцену. Столько раз на меня смотрели сотни людей. Я играла, можно сказать, любую роль. И чего же мне сейчас переживать? Буду улыбаться и всем видом показывать, как я счастлива. Только сегодня это будет не роль, а моя реальность.
Да только плохое предчувствие терзает меня. По телу пробегает ледяная волна страха, бьет по мозгам. Заставляет сердце биться как сумасшедшее. Более того, поперек горла стоит ком, который не дает сглотнуть по-человечески.
— Я поняла тебя. Все нормально, поверь.
В комнату вбегает племянница и тычет пальцем в дверь. Она так смотрит на меня, будто там стоит человек, которого она вовсе не любит.
— Что случилось, малыш? — спрашивает Алинка.
— Мама Димы там, — и снова она тычет пальцем в сторону входа. — Попросила, чтобы я показала комнату, где вы находитесь. Ей позвонили, она сейчас по телефону разговаривает. Сейчас придет.
О том, что мать Димы приедет, я знала. Беркутов предупреждал. И я, конечно же, обрадовалась. Хоть и почему-то каждый раз чувствую какую-то негативную энергию, исходящую от одного имени, когда речь идет о ней.
— Можно? — коротко постучав в дверь, интересуется женщина лет сорока пяти. Мне кажется, что она родила Диму очень рано. Или же сохранилась дамочка круто.
Чуть растерявшись, я хлопаю ресницами.
— Конечно. Заходите, — улыбаюсь так широко, как только могу.
Женщина, вместо того чтобы хотя бы поздравить, оглядывает комнату. Алина хмурится. Мы переглядываемся. И я лишь пожимаю плечами. Мол, черт знает, что творится.
— Дима говорил, что ты красивая девушка, — наконец начинает она. — Так и есть. Однозначно.
— Милена очень красивая! Она лучше всех! — неожиданно для всех говорит Айсель, сжимая мою руку. И говорит она очень громко. Со злобными нотками. Что с ней творится? Малышка будто обижена на эту женщину.
— Так я же не спорю, девочка.
Пусть мать Димы улыбается, но так видно, что она просто играет роль. Это же фальшь! Меня не обмануть. Искренность далека от нее.
— Милена… Я очень рада знакомству с тобой. Рада, что моему сыну досталась такая красавица.
— Спасибо, — теперь я тоже натягиваю на лицо улыбку. — Спасибо, что пришли. Что не оставили Диму в этот прекрасный день.
— И выглядишь ты превосходно, — женщина будто не услышала моих слов. Она косится на Айсель. — Да, ты очень красивая. Ладно, я выйду. Встретимся внизу. Гости ждут тебя, милая.
Мать Беркутова уходит. Я же прокручиваю в голове ее слова и поведение, пытаясь понять, что я ощущаю. Недоумение? Нет, это что-то другое. Может, просто растерянность? Нет, тоже не то. Мне кажется, что это больше смахивает на потрясение и ошеломление. Дима вполне приятный человек. И Сергей Владиславович тоже. Вот чую пятой точкой: все намного сложнее, чем кажется на первый взгляд.
— У нее с головой…
— Чш-ш-ш, — перебиваю сестру, кивая на Айсель. Нельзя при ребенке говорить так.
— Тетя, — дергает меня за руку племянница. Наверное, впервые она меня называет тетей таким серьезным тоном. — Я слышала, как та сказала, что ты некрасивая! — малышка кивает на дверь, тем самым имея в виду, что речь идет о только что вышедшей из комнаты женщине.
— Кому сказала? — тихо интересуюсь я.
— Не знаю. Какое-то имя назвала, но я забыла, — задумывается Айсель, прижимая указательный палец к виску.
— Может, Диме сказал? — опускается на корточки перед дочерью Алина.
— Нет, имя женское было. Так звали одну девочку из садика. Не пооомню, — жалобно тянет.
— Так, все. Забейте.
Племянница ни в коем случае не станет врать. Она же ребенок и говорит то, что видит и слышит. Теперь понятна ее реакция на маму Беркутова. Услышала что-то. Но мне тоже интересно, с кем она могла болтать по телефону и, более того, обсуждать меня в плохом ключе.
— Она сказала, что ты некрасивая. Что уродка. А Лиза просто прелесть. Да-да! Лиза! Она сказала Лиза!
Боже мой… Голова скоро взорвется от напряжения. Я делаю глубокий вдох и медленный выдох, окончательно путаясь в своих мыслях. Черт возьми! Кто такая Лиза?
— Девочки, — заходит папа и с улыбкой изучает меня. — Гости заждались. Милена, если ты готова, то пойдем.
Голос у отца не такой твердый, как обычно. Наоборот. Совсем тихий и без нажима. Глаза его поблескивают.
На самом деле нашу свадьбу хотели провести в ресторане друга Димы. Но папа настоял, чтобы праздновали именно здесь, в огромном дворе его дома. Посколько Алинкина свадьба тоже была здесь и тот день был настолько незабываемым, я без сомнений согласилась. Здесь лучше любого крутого ресторана. А Дима не стал спорить, заметив, что я для себя уже все решила.
Алина с дочкой выходят, а следом и я с отцом. Он останавливается у лестницы, обернувшись ко мне, берет мое лицо в руки и целует в лоб.
— Будь счастлива, родная, — шепчет он хриплым голосом.
Во дворе, оказавшись рядом с Беркутовым, папа отпускает меня, и Дима сразу же берет меня за руку. Сжимает ее, затем переплетает наши пальцы.
— Имей в виду, Беркутов. Не смей причинить боль моей дочери. Иначе я лично уничтожу тебя.
Папа говорит на полном серьезе, а Дима улыбается, кивая капитану Захарову.
— Буду любить всю жизнь и оберегать от всех на свете. Обещаю.
Теперь папина очередь кивать.
Гостей очень много. Люди танцуют, веселятся. Мы тоже отрываемся по полной.
Какая же жизнь загадочная штука. Еще несколько месяцев назад, когда все эти люди собирались на свадьбу Алины и Саши, я даже не задумывалась, что через короткое время точно такой же праздник устроят для меня.
Я пригласила друзей. Но их совсем мало. Тут находятся только те, кому я доверяю. А те, у кого хорошие отношения с моим бывшим парнем, остались далеко в прошлом. Я их всех вычеркнула. Потому что они отвернулись от меня, посчитав, что это я подло поступила с Германом. Мой бывший так настроил их… Якобы с Димой я встречалась, будучи в отношениях с ним. Иначе как объяснить тот факт, что сразу после разрыва с Германом я начала афишировать свои отношения с сыном босса? Да только Бог видит, что все не так, как им наговорил Афанасьев. И тот же Бог всем судья.
Обещала себе не вспоминать эту тему, потому что я дико злюсь. Я ничего плохого не делала, никого