какое наслаждение трахать тебя, малышка. Твои дырочки просто созданы для моего члена, – глухо произнёс Феррейра в темноту.
Раньше от таких слов Марине стало бы очень стыдно. Но теперь, когда она лежала в объятиях Жозе, когда их пот смешался, когда они дышали в унисон, сочла сказанное прекрасным.
Через несколько минут португалец пошёл в душ, а когда вернулся, увидел, что русская, свернувшись клубочком, тихонько дремлет.
– Эй, спящая красавица, – позвал мужчина пианистку, – неужели ты думаешь, что на этом наши игрища и забавы закончены?
– Жозе, пощади, – слабо улыбнулась Марина. – Я больше не могу кончать. Я умру.
– Нет, маленькая, пока ты со мной – пощады не будет, – улыбнулся в ответ Феррейра. – Ночь только началась.
Они занимались любовью до самого рассвета. Когда на горизонте забрезжили первые лучи солнца, девушка не могла пошевелиться. Каждая мышца тела, каждая косточка ломила, половые губы распухли, а ноги Марина еле могла сдвинуть. За эту ночь русская сбилась со счета от количества пережитых оргазмов. Довольный португалец спал рядом. Для него эта ночь стала не менее потрясающей.
Глава 18
На следующий день Жозе и Марина отправились на прогулку по побережью Атлантики. Каменные утёсы и вековые скалы, о которые разбивались пенистые волны, казались русской абсолютно нереальными. При каждом новом открывающемся виде девушка приходила в восторг. Никакие слова не могли описать то, что творилось у неё внутри. Эйфория от встречи с безграничной силой океана накрывала с головой.
Пара спустилась к пляжу да Урса. Укромный уголок с золотистым песком и бирюзовой водой удивлял отсутствием людей.
– Почему здесь никого нет? – поинтересовалась пианистка.
– Вода холодная. Кроме того, после обеда солнце скрывается за скалой и становится достаточно прохладно. Это место создано природой не для купания, а для наслаждения португальской тишиной.
Они молча сели на песок. Единственным звуком на многие километры был рокот бушующего океана.
– Неужели в этих местах живут медведи? – нарушила молчание Марина.
– О! Ты знаешь слово «урса»?
– Меня Эдуарду научил, – улыбнулась русская.
– Понятно. Нет, малышка, здесь нет медведей. Пляж так назвали из-за легенды. Много миллионов лет назад, когда земля была покрыта льдом, здесь жила медведица с медвежатами. А когда наступила оттепель, то боги приказали всем животным покинуть море. Но медведица не захотела покидать родные места. За это её превратили в камень.
– Какие жестокие боги!
– Ну, если ты обратила внимание, португальцы отличаются от своих средиземноморских сородичей, – тихо засмеялся Жозе. – Мы вроде бы тоже латиняне, но не такие, как испанцы или итальянцы. Это у них вечный Карнавал и веселье. У нас же всё грустно и сурово. Ты же слышала фаду? Вот тебе лучший ответ о нашем характере.
– Я знаю, что такое фаду как музыкальный жанр, но никогда не слышала его вживую.
– Да ты что? – удивился Феррейра. – Это надо немедленно исправлять! В выходные поедем в Лиссабон в таверну, где устраивают вечера фаду.
– Я хотела тебе предложить взять Эду на выходные.
– С чего это?
– Я скучаю по нему.
– Хорошо. Я поговорю с Эштер. Но на фаду мы всё равно пойдём.
***
В воскресенье вечером Жозе привёз Марину в самое сердце Лиссабона – район Алфама. Колоритная таверна встретила гостей неярким освещением. Нижняя часть стен до середины была отделана плиткой азулежу, а верхнюю часть, выкрашенную белой масляной, краской украшали португальские гитары, чёрно-белые фотографии в рамках и рыбацкие сети. Аутентичную атмосферу заведения дополняла деревянная мебель, стилизованная под старину.
Русская отметила, что среди посетителей нет туристов. Здесь собирались местные.
– Лучше сделать заказ до того, как начнут петь, – сказал Феррейра.
Он пробежался глазами по меню.
– Нам литр вина, пожалуйста, – обратился португалец к официанту, – а из еды – шамуса, паштель де бакалау, эмпада де франго, две порции крокет с морепродуктами и порцию оливок.
– Ты решил заказать всё меню? – со смехом спросила Марина.
– Нет, это просто разные закуски. Представление обычно длится два часа, но может быть и дольше.
Появившиеся на столе два гранёных стакана лишили русскую дара речи. Заметив удивление девушки, португалец спросил:
– Что ты знаешь о фаду?
– Это городской португальский романс.
– В первую очередь это – песня порта. Самых бедных кварталов. Таверн, кабаков, проституток, грузчиков, матросов, воров. Поэтому не жди здесь изысканной посуды. У тех, кто придумал фаду, не было на неё денег. Чтобы понять слова песни не нужно знать язык. Не нужно разбираться в музыке. Достаточно лишь стаканчика любимого напитка и вот это, – Жозе коснулся левой стороны груди Марины. – Ты когда-нибудь слышала слово saudade?
Пианистка отрицательно покачала головой.
– Его невозможно перевести на другие языки. Это не просто ностальгия. «Саудаде» – чувство, которое наступает после потери. Мучения, связанные с расставанием с любимым человеком или родным домом. Это то, что разъедает тебя изнутри. То, от чего нельзя избавиться. Каждая песня фаду наполнена «саудаде».
Официант прошёл по таверне, зажигая свечи на столиках. Свет погасили, оставив включёнными только два небольших бра. Звон столовых приборов умолк. Разговоры затихли. Все посетители замерли. На пару минут наступила тишина.
В зал вышли двое мужчин с португальскими гитарами. При звуках первых аккордов появилась девушка в чёрной шали.
В полумраке без микрофона фадишта пела так, что кожа Марины моментально покрылась мурашками размером с крупного таракана. Голос португалки проникал прямо в душу. В песне непостижимым образом сплетались одиночество, страдания, страсть, любовь, тоска и обречённость.
Вы любите море? Море как стихию, как символ безграничного, вечного, непокорённого. Сотни песен были написаны о море. А разве шум, разбивающихся о скалы волн, не песня?
Фаду – это плач людей, чьи корни потерялись в веках, чьи родные не вернулись домой. Песня боли. Неважно кто ты, важно умеешь ли ты чувствовать. Сопереживать чужому горю. А русская это умела. И от того ей казалось, что её сердце в данную минуту выгрызает дикий зверь.
Одна фадишта сменила другую. Марина сидела, замерев как изваяние. Жозе внимательно наблюдал за девушкой. Её реакция говорила о том, что русская поняла всю глубину португальской души.
Когда начали петь «Canção do Mar» («Песнь моря»), Марина не выдержала. По её лицу покатились слёзы. Русская оплакивала каждого моряка, ушедшего в море и не вернувшегося домой, каждую женщину, что тщетно ждала своего возлюбленного, каждого человека, который испытывает непреодолимую тоску по родному дому, несбывшимся мечтам и надеждам. А ещё она плакала по себе. Ей казалось, что все слова и все ноты фаду – это о ней, женщине со сломанной судьбой. Ведь не зря название «фаду» происходит от латинского «fatum» – судьба.
Как только смолкли
