Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
— Сколько до утра? — раздается голос в углу.
— Вы не понимаете, — поворачиваюсь я в ту сторону. — Я не верю во встречу Прокопиуса с драконом, но если это произошло, то уже все равно. Саракинос тут если раньше и ездили, то их уже точно распугали. Они сами всего боятся. А уж ночью… Я думаю о другом. Он лежит там — раненый, со сломанной ногой. А по ночам в лесу бродят звери. Не драконы, просто волки или что-то такое. Мы поедем за ним сейчас.
— Что? — ахает кто-то в углу.
— Можем не найти в темноте, если он без сознания. Может быть, он у монахов. Но если он в лесу — каждое лишнее мгновение… Это плохой для нас выбор. Но остальные — хуже.
Я встал, обводя взглядом ложа и головы в праздничных венках. Никто не шевелился.
Я аккуратно обогнул низкий столик и почти бегом пошел к мрамору колонн на выходе.
— Кажется, кто-то что-то здесь говорил насчет римлян… — сказал я на ходу, сквозь зубы, отвернувшись.
Никто не перевел мои слова, было не до того. Но они и без перевода услышали и поняли это слово.
«Ромэос».
Сзади раздался глухой тяжелый удар о землю. Он вскочил, оттолкнув и повалив столик, и понесся как бык первым — Никетас, тяжелый, злой, еще немного — он снес бы меня с ног.
И только потом, за ним — остальные, толпой, толкая друг друга, теснясь на выходе.
— Огня! — кричу я, Анна срывающимся голосом пищит что-то, и сзади, среди мрака, появляются факелы.
— Никаких мулов! Никаких женских седел! Кинжалы, топоры, если есть! Подпруги затянуть, проверить, затянуть снова! Успокоить лошадей!
Хаос, светлые одежды во мраке, мечущиеся рыжие пятна факелов.
— Аркадиус — последним, не дать никому отстать или упасть! Анна — ко мне, в голову кавалькады, переводить команды! Орать, распугивать все живое, но время от времени звать Прокопиуса, и потом молчать, слушать!
Аккорд струн, раз, два, три. Даниэлида, вот настоящая ведьма, она дала нам ритм перед тем, как оставить арфу у стены конюшни.
Рысью, по мертвой улице, к первым деревьям невидимого леса. Зеленоватый свет за верхушками деревьев. Луна, помоги!
Песок дороги в ущелье — как слабо светящаяся лента перед глазами. Дорога знакома до последнего дерева. А раз так — в галоп. Глухо, — в ритме неслышимо звучащих струн Даниэлиды, рокочут копыта.
Летят лучшие из праздничных тканей, завитые локоны. Шлейфом несутся запахи — императорская роза, вино, чеснок, горячие конские шкуры.
— Прокопиус!
Дыхание и храп, звон металла упряжи, быстрее, быстрее. Исчезнувшее лицо Иоаннины, другие лица — скорбные глаза, золотые волосы, уносимые в сторону ветром: они несутся надо мной, они охраняют, они раскидывают в полете призрачные руки.
— Прокопиус!
О травы и цветы, мокрые от росы. О черная непрерывная зубчатая тень вершин. Летят в траву, в ночную черноту венки с горячих голов. Белые колени Зои, смуглые Даниэлиды — а Анна унеслась на корпус вперед, впереди всех, темные прямые волосы струятся сзади: вернуть ее!
— Прокопиус!
Серебро скользкой чешуи, перепончатые крылья, закрывающие звезды, оскал многозубой пасти — где вы? Черно-оранжевый клуб огня над головой — пусть засияет, пусть с яростным треском вспыхнет лес. Страха нет. Есть бесконечная ночь и полет среди ущелья.
— Прокопиус!
Стены ущелья распадаются в стороны, небо, бледный оскаленный череп огромной луны. Над головой — вот он, каменный навес, высоко над нами ленточки белеют на дереве в лунном свете, там, наверху, выжженная трава, уголь, пепел, зев драконьей пещеры.
И — рев. Задорный рев десяток глоток:
— Сдохни, тварь!
Лицом в пыльную щетку гривы, поворот направо, к монастырю, гул ветра в вершинах деревьев над головой. Еще один венок взлетает ввысь, к звездной россыпи над головой.
— Прокопиус!
Охрана на воротах, видимо, не спит никогда — по крайней мере в этом монастыре. Я придерживаю коня, иностранцам и женщинам здесь делать нечего. Злые голоса у ворот, потом все утихает. И слышатся первые нервные смешки.
Прокопиус проехал тут перед наступлением вечера. Конечно, Прокопиус. Тот самый парень, который чуть было не оказался в лапах врага пару дней до этого. Зашел, попросил сладкой воды, поехал дальше рысью. Дальше — это…
— Та самая долина, где, как ты говоришь, граница? — спрашиваю я у Анны.
Ну, конечно, та, отсюда не слишком и далеко, до заката можно было спокойно доехать.
Вот и все. И все, в общем, понятно.
Считаю людей, медленно объезжая всех и вглядываясь в лица. Пена с конских губ, оскаленные зубы, тяжело дышащие бока.
Рысью — обратно. Никого не потерять. Ваша школа позади, мои дорогие. Скоро мы, похоже, будем прощаться. И это очень жаль.
Струны арфы Даниэлиды все еще звучат в голове.
Никто, конечно, и не собирался спать. Им там, в городке на холме над нами, наверняка был слышен страстный голос Даниэлиды и резкие аккорды ее подобранной вновь арфы там, где они там все собрались, в амфитеатре или бане. А еще — звон металлических чаш, может быть даже, тихие хлопки деревянных пробок из фляг, безумный смех.
— Никто ее не тронет, даже не думай, — говорит мне Зои, ее глаза бешеные, в них пляшут отблески огней. — А кроме того, я отправила Ясона ее охранять, он будет ее тенью и ляжет у входа в ее виллу, когда она, наконец, успокоится. Не благодари. Это я тебе благодарна — опять и опять. Как жаль, что это все уже случилось и не повторится. А теперь — иди ко мне, я твоя лошадь, бей меня хлыстом, обращайся как со скотиной, делай что угодно. Стыдно будет завтра. Сегодня можно все. И тебе, и мне.
Пробуждение было неожиданным и тяжелым — еле-еле рассвет, полумрак, Зои плачет, лицо ее ужасно, подбородок дергается, с него стекают слезы.
А еще — кровь, прямо перед моими глазами, какие-то окровавленные тряпки уносит возникший после его ночной стражи Ясон.
— Как это могло случиться, — хрипло говорит она. — Все впустую. Вот теперь уже — точно все.
Швыряет амулет в засохшей коже о стену, тот со звоном падает, не разбиваясь: металл с неба.
— Они никогда не вернутся, — говорит Зои, и сворачивается в клубок на боку. — Мои мальчики. Впустую, впустую… Я не смогла. У меня никогда не будет детей.
— Я могу снять боль, — шепчу я. — Положу руку вот сюда… Я делал это с воинами, проткнутыми насквозь. Вот же, боль стала маленькой и скоро уйдет.
— А ты не уходи… Они могли бы стать кем угодно — полководцами, поэтами. Такими, может быть, как ты. Они были совсем маленькие. Проклятая чума. Я сидела в Фессалониках, император под страхом смерти запретил кораблям выходить в море. И она жрала всех. Надо было украсть лодку… Я побоялась.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
