хожу в душ, чтобы прийти в себя. Утром сборы, а мы так и не встретились, и будет счастье, если мы не встретились и не поговорили только потому, что у Оли были какие-то дела.
В четыре утра звонит телефон, беру трубку быстро. Тренер.
– Сборы отменяются, на базе, где нас должны были принять, случился пожар, они закрылись на ремонт и проверку всей проводки. Так что завтра тренировка по расписанию, о дальнейших действиях расскажу тоже завтра. Отбой.
То, что база сгорела, – дерьмово. То, что сборов не будет, – грустно. Но то, что с Крохой на три недели расставаться не придется, – счастье.
Дух поднимается, сразу планы какие-то, мысли… Засыпаю, когда наконец-то сам от себя отваливаю, вырубаюсь за секунду, уставший и вымотанный то ли мыслями дурацкими, то ли хер знает чем.
Утром пишу Дашке, спросить, все ли в порядке у нее, и замечаю, что все мои сообщения Крохе доставлены и даже прочитаны. Включила телефон?
Звоню, но трубку брать она не собирается, игнорит, как будто мы чужие друг другу люди. Сообщения прочитала, но не отвечает – всё? Опять меня швырнуть решила? Туда-сюда, как котенка лишайного, то хочу, то не надо мне такое счастье, то верните, то заберите все-таки.
Раздражает уже, почему нельзя нормально один раз мне сказать, чтобы я отвалил, если ей со мной ничего не хочется?! Или не выпендривалась бы уже и любила меня тоже, я что, так много прошу?
Еду в спорткомплекс на час раньше тренировки. Палыч говорил, Оля на три дня отпросилась, выходит, сегодня уже работать должна. Отлично. Нам как раз есть о чем поговорить.
Подъезжая к зданию, замечаю, как она заходит внутрь, и быстро иду следом, нагоняя и почти заталкивая ее в кабинет. Меня раздражает это поведение, когда то игнор, то взаимность до мурашек. Не устраивает меня такое, либо да, либо нет.
– Что ты… – пытается возмущаться, но я за руку беру, в кабинет затаскиваю и дверь закрываю за собой, чтобы лишние уши не схватить. Оля разворачивается, смотрит на меня странно и двигается вперед, пытаясь ухватиться за ручку двери. Наивная.
Стою и не даю выйти, перегородив путь. На хер, не пущу, я тоже не игрушка, чтобы меня то выбрасывали, то подбирали обратно.
– Нет, Оль, я вообще отказываюсь понимать, какого черта ты опять от меня бегаешь! – Она отворачивается, но я не пускаю. Хватаю за плечи, разворачиваю и спиной к стене припечатываю, успевая под голову подложить ладонь, чтобы не треснулась. – Объясняй! Пока нормально не расскажешь, я отсюда не уйду.
– Антош… – шепчет, а потом осекается, а у меня уже вся кровь к ширинке прилила. Антош… На этом самом диване она меня так называла хриплым шепотом, когда волосы мои на затылке тянула и губы кусала, чтобы не стонать. Что, забыла все? В глаза смотрю, вижу – помнит. И тоже об этом сейчас думает. – Антон, я говорила тебе сто раз…
– Нет, Оль, не катит. Чушь свою про разницу в возрасте себе оставь. Тебе не семьдесят, мне не четырнадцать, четыре года – это херня. Тем более внешне скорее ты ребенком кажешься рядом со мной, а не наоборот. Правду говори. Не нравлюсь – скажи. Мужик есть? Скажи.
– Господи, Ковалев, какой мужик? Я бы не стала с тобой спать, если бы у меня был мужчина! – злится. Кайфую, что не холодная снова. Пусть хоть лупит меня, кричит, что угодно, только не стену опять свою ледяную возводит.
– Что тогда? Говори, Оль, я не отстану! Тебе хорошо со мной, я же вижу, мать твою, но вечно бегаешь хер знает зачем!
Я злюсь, как цепной пес, но не могу эти эмоции контролировать больше, оно сильнее меня. Я в Олю с первого взгляда втрескался, бегаю за ней как дурак, а она надежду то дает, то обратно забирает. И это раздражает. Говорит еще, что я ребенок, а сама со своими чувствами разобраться не может. Вижу же, что тянет ее ко мне, но никак полностью отдаться не может, каждый раз, когда навстречу шагает, потом в два раза больше шагов от меня делает.
– Да ребенок у меня есть, понятно? – кричит и по груди меня бьет, все еще к стене придавленная, а у меня сердце в пятки падает. Что она говорит?
– Ребенок? – спрашиваю ошарашенно.
– Да, Ковалев. У меня есть сын, Матвей, пять лет ему.
– Охренеть… – шепчу, забывая, как дышать. Я не против детей, просто как-то неожиданно. Очень.
Ребенок. У Крохи. Да она сама как подросток, как с ней ребенка-то представить? Матвей, говорит, пять лет. Это самое неожиданное, что я готовился услышать, честно. Самое. Ребенок… У моей Крохи есть пятилетний сын…
– Вот именно поэтому, Антон, у нас ничего не получится, понимаешь? – отталкивает меня, а в глазах слезы стоят. Да твою ж! Ненавижу, когда женщины плачут, особенно когда из-за меня.
– А почему я никогда его не видел? – не знаю, что несу, губы с мозгом сейчас не в паре работают, потому что мозг после мысли о детях вообще отключился. – Ты допоздна тут, мы и глубокой ночью уезжали…
– Давай, скажи еще, что я плохая мать! – взрывается Кроха, что-то перебирая у себя на столе, чтобы хоть чем-то занять руки. Обнять ее хочется, но не время, она такая заведенная, что лучше не стоит. – Матвей на лето ездит к моей маме за город, там дом, бассейн, природа.
– Так, ладно, – выдыхаю и треплю волосы ладонью. Сумасшедший дом, конечно, но не смертельно. Ребенок, ну… просто ребенок. Пять лет, мальчишка. Дети вообще цветы жизни, да? Переживать не стоит, значит. Ребенок ведь не муж, не парень, не любовник, а значит, переживать нечего. Привыкнуть просто, познакомиться как-нибудь… когда привыкну. – Почему раньше не рассказала?
– Вот поэтому, – поворачивается и пальцем на меня показывает с болезненной улыбкой. – Потому что я надеялась, что ты просто отстанешь от меня и тебе не придется разочаровываться.
– Оль, ты дура? – хмурюсь. Правда дура. Подхожу близко, хватаю лицо в ладони, смотрю в глаза – в них слезы. – Куда разочаровываться? Охренел, не спорю, но дети разве плохо?
– Ты сам еще ре…
– Закрой рот, – перебиваю и целую в искусанные губы, прижимая Кроху сильнее. Отрываюсь, когда она перестает сопротивляться. – Воспитаем, Оль, какие проблемы?
– Мне не нужен отец для Матвея. Отец у него есть, они в нормальных отношениях.
– И ты, да? – Кровь мигом закипает, злюсь снова, ревную ее как чокнутый.
– И я, да, – вздыхает, закатывая глаза. – Но мы просто поддерживаем общение касательно ребенка, угомонись, бешеный. Несколько
