— Всё-то ты понимаешь! А тогда какого хера ты полез в чужой огород? Ты куда ручонки свои протянул, щенок! Люди за это добро кровушку лили и жизнью рисковали, а ты решил все себе прибрать? Нет, дружок, так не бывает. Влез в чужую взрослую игру, значит, и платить за свою глупость тоже будешь по-взрослому! Где эта чертова фляга?! — полкан подался вперед. От него пахнуло моим коньяком. Успел оглядеться, стало быть..
— Говори, сучонок, где касса Воронецкого! — злобное лицо Аркадия Семеновича вплотную придвинулось к моему, — Я ведь не всегда в министерстве служил, я такие мясорубки прошел, что тебе и не представить, Корнеев! Там в кладовке инструмент слесарный. Говно инструмент, но для тебя его хватит! Я сейчас рот тебе замотаю и начну пальцы ломать. Не поможет, так я тебе яйца давить и выкручивать начну! Ты мне, Сережа, всё расскажешь, даже не сомневайся! Только, когда расколешься, уже без яиц будешь! — глумливо осклабился урод.
Товарищ полковник не кричал, был спокоен и в своем предисловии воспринимался очень убедительно. Прежде всего он подвигал к согласию своей последовательностью в рассуждениях и деловитостью. В его способности осуществить всё им озвученное я не сомневался. И понимал, что обещанные им муки многократно превышают ценность для меня бандитской фляги. Сотня и даже миллион таких фляг не стоят моих яиц! Но в тоже время, я слишком хорошо понимал, что жить я буду ровно столько, сколько получится динамить Мелентьева со сдачей ему золото-валютных запасов Воронецкого. Надо было как-то поколебать уверенность алчного коллеги. Или этот мордовско-московский хмырь и впрямь начнет крушить мое здоровье.
— Полковник, а зачем тебе эта обуза? — осторожно шевеля кистями за спиной, начал я, — Если уж на то пошло, то ладно, денег я тебе дам! Не шибко много, но дам. Чтобы тебе нескучно по стране бегать было. А валюта и золотишко тебе ни к чему, от них тебе только лишние хлопоты и статьи расстрельные!
В глазах Мелентьева одновременно прочитались удивление и насмешливая удовлетворенность. Мужик был доволен, что не пришлось мазаться в крови и соплях, но в то же самое время, ему была непонятна такая моя реакция.
— А с чего ты решил, щенок, что я по стране бегать собрался? — ухмыльнулся он, — Я часть похищенного найду и буду ждать награды. Я, Корнеев, еще генералом буду, уж ты мне поверь! — Мелентьев даже по плечу меня похлопал.
— Зэком ты, Аркадий Семенович, будешь! — оборвал я его бахвальство, — На всю катушку, на все пятнадцать лет! Это, если тебе еще чего не накрутят. А то и в расстрельный тупик отведут! — говоря это, я пристально смотрел в глаза полковнику. — Ты уже давно в разработке, дурашка! Ты думаешь, что про твои мордовские шашни с Толиком только ты знаешь?
— Чего?! — растерянно уставился на меня московский коллега, — Какой еще тупик? Ты чего мелешь, Корнеев?! Какая разработка?
— Разработка оперативная, а тупик за ваши с дела с Воронецким! — ступил я на скользкий путь импровизации. — Думаешь, никто не знает, что все разбойные нападения в Саранске и в его округе Толик совершал под твоим руководством? В УИТУ Мордовии уже вторую неделю люди из Москвы работают. По-твоему, откуда я знаю, что когда Воронецкий в зону поднялся, ты в ней «хозяином» был?
Мелентьев, не вставая со стула заехал мне кулаком в лицо. Если бы не спинка его стула, разделявшая нас, могло бы быть намного хуже. Но и того мне хватило, в голове опять стало слишком мутно. Но примерно того я и добивался. Правда, была надежда, что мой старший товарищ по службе ограничится руганью и угрозами. Не ограничился, сука!
— Я тебя, гадёныш, сейчас на куски резать буду! — подскочил он ко мне и больно пнул меня в бок, — Ты мне не только эту ё#аную флягу отдашь, ты все свои заначки мне подаришь!
Мелентьев смотрел, как я корчусь на полу со стулом на спине и, наверное, изо всех сил сдерживался, чтобы не пнуть еще пару раз. Но в беспамятстве я ему был без малейшей надобности и злобу свою он сдержал.
— Не отдам! — снизу вверх упрямо пробормотал я полковнику, — Эта фляга уже давно оформлена и изъята! В Москве она! И записки Воронецкого, которые были в ней, тоже изъяты. Страховался он, полковник! Забыл ты, что Толик мент, а он все ваши похождения протоколировал. И вот, пригодилось! — я насмешливо смотрел на коллегу.
— Говори, сука! Все рассказывай! — полкан от перевозбуждения топтался на месте и мне от этого было очень неуютно. Его тупоносые зимние ботинки внушали тревожное опасение, находясь совсем неподалеку от моей головы.
— Подними меня! — потребовал я, — Подними и сними браслеты! Руки затекли, — я еще раз, твердо, хоть и негромко повторил свое настоятельное пожелание. — Ты же понимаешь, что не смогу я тебе сейчас сопротивления оказать! Сотрясение у меня.
Какое-то время Мелентьев стоял и раздумывал. Потом, подхватив меня сзади подмышки и поставил стул вертикально.
— Начнешь ручонками шустрить, я тебе их опять застегну! Туго застегну! — пообещал он.
После чего достал из брючного кармана ключ на кольце и зайдя за спину, снял наручники. Руки нестерпимо болели. Этот урод в запальчивости защелкнул браслеты слишком туго. А, может и не в запальчивости.
— Давай, рассказывай всё, что знаешь! — опять уселся напротив товарищ полковник, — Только, боже тебя упаси, если я почувствую, что ты фуфлыжничаешь! — внимательно заглянул мне в глаза Мелентьев. — Просто удавлю и уйду! А ты лежи здесь, пока не завоняешь и не потечешь.
— Нечего мне тебе больше рассказать, Аркадий Семенович! Думаю, что тебе бы дали послужить еще немного. До выпуска Акдемии, но потом, все равно бы взяли. А тут твой тесть скопытился, вот и начали тебя реализовывать, — разминая кисти и морщась от боли, вводил я в заблуждение мордовского москвича.
На упоминание о болезни тестя и об Академии, Мелентьев поморщился. Видно, надеялся, что я бутафорю относительно его безнадежных перспектив. Но райотдельский лейтенант из глухой провинции, не может знать таких непубличных подробностей о личных делах полковника Центрального аппарата МВД СССР. Это Аркадий Семенович не понимать не мог.
— Чем мой тесть болен? — сузил газа москвич.
— Инсульт, — не стал я его разочаровывать, — Пока на больничном, но на
