просто обнаружил полянку с выложенными в круг здоровенными булыжниками. Так что и в этот раз вышел на него достаточно точно. А ещё был сильно удивлён.
Для начала, радиус кармана составлял полторы сажени, как и в Волчьей пади. Эти размеры соответствовали кругу, выложенному камнями, и конструкту пробоя, а вот границы их не совпадали. Здесь конструкт пусть и не находился на самом краю, тем не менее его центр значительно смещён в сторону. Вот как-то не сомневаюсь, что Седов вписывал плетения в каменный круг.
Но не это меня удивило, а то, что карман был в буквальном смысле переполнен. У меня появилось уже знакомое ощущение созревшего нарыва, готового вот-вот лопнуть и выплеснуть своё содержимое. Это что же получается, капище в Чёрной роще не используется? Хм. Вообще-то, вполне логично. Я и сам постарался бы найти другое место в целях сбережения тайны. И только если бы ничего из этого не получилось, вернулся бы к этому варианту.
Впрочем, это капище ещё будут использовать. Причём скорее рано, чем поздно. Аппетит ведь приходит во время еды, а два волколака в месяц это мало. Я бы сказал, катастрофически мало. Так что если не найдут другие места Силы, то об этом вспомнят непременно. Впрочем, даже если и найдут, это также станут использовать. Однозначно.
Да наплевать! Сегодня выдою его, а после про него попросту забуду. От греха подальше. Сейчас же я в цейтноте и риск полагаю оправданным. Но на этом стоит остановиться. Ибо, как гласит одна старая поговорка: «Жадность порождает бедность». Так что нужно знать меру.
Как я и предполагал, в основном карман оказался на освещённом луной участке поляны. Однако пару лучей дорисовывал, подсвечивая принесённым с собой фонарём. Куда сложнее пришлось с одним из камней, который никак не получалось обойти. Если не он, то, сместив луч конструкта, я попадал на другой камень. Пришлось его выковыривать, заравнивать лунку и уже по ней выводить плетение.
Наконец всё было готово, и, устроившись в центре, я потянулся к своему «Панцирю». По вязи плетений сразу начало распространяться зеленоватое свечение. Пара ударов сердца, и оно объяло весь конструкт, а я ощутил поток силы, сопровождающийся лёгкой эйфорией. Удовлетворённо кивнув, скользнул в изнанку, наблюдая за процессом накачки моего вместилища.
В потоке я просидел целых четыре часа, и когда карман, наконец, иссяк, начались предрассветные сумерки. Впрочем, меня это заботило мало. А вот то, что я перешагнул-таки на второй ранг, серьёзно продвинувшись к третьему, было по-настоящему важно.
Судя по тому, что я видел в изнанке, мой потенциал подрос до пятого ранга. А вот ситуация с каналами по-прежнему оставалась безрадостной, они всё ещё не были соразмерны вместилищу, хотя их пропускная способность и увеличилась. Впрочем, в любом случае следует навестить родную гимназию, дабы внести в мой аттестат кое-какие изменения.
Вернувшись в обычный мир, я старательно затёр все линии плетений конструкта, установил на прежнем месте камень, расположив его в точности, как и было. Пришлось изрядно потрудиться, и на приведение полянки в прежний вид у меня ушло не меньше часа. Благо уже совсем рассвело, и работа оказалась не столь уж и трудной, а скорее нудной.
— В этот раз как-то долго, — встретил меня мой молочный брат.
— Есть хочу, — вместо ответа произнёс я.
Тот понимающе ухмыльнулся и указал мне на расстеленное одеяло, где лежали развёрнутые тряпицы. Ничего особенного, кусок копчёного свиного окорока, сыр, хлеб и берестяная фляга с квасом. При виде этого угощения мой живот тут же издал радостно-требовательное урчание. Ну что сказать, я люблю повеселиться, особенно пожрать. Факт!
Отдыхать не стал. К тому моменту, когда я покончил с нехитрым завтраком, лошади были уже под седлом, и мы, не откладывая в долгий ящик, выдвинулись в обратный путь. Животные вполне себе восстановились, что же до меня, то я точно выдержу. Хотя последние месяца полтора практически постоянно в дороге, и нужно бы озаботиться нормальным отдыхом. Усталость имеет свойство накапливаться, и эдак себя можно попросту загнать.
Впрочем, что бы я там себе не думал, ехали мы весь день в довольно бодром темпе, успев добраться до Воронежа уже с наступлением темноты. С одной стороны, гнать причин уже никаких, вполне можно путешествовать размеренно и спокойно переночевать на постоялом дворе. Однако когда меня захватывало что-то, то мне непременно следовало с этим управиться в кратчайшие сроки, как будто за мной кто-то гонится…
— Доброго утра, Пётр Анисимович, — приветствовал моё пробуждение Илья с кувшином в руках.
— Я так понимаю, позднее утро, — поднимаясь с постели, буркнул я.
— Ну, спешных дел вроде как нет, так отчего бы и не поспать малость. А то ведь эдак и свалиться недолго, — пожал плечами молочный брат.
— А сам?
— Да я-то поболее твоего отдыхаю, Пётр Анисимович. Это ты у нас убегаешь и чёрт его знает чем занимаешься. А после ещё и красавиц охаживаешь. Опять же, у меня узоры седьмого ранга, а твои эти плетения, ты сам сказывал, не больно-то тебе сейчас помогают.
— Ты вот что, Илья, особо об этом распространяться не надо, но если тебя вдруг поприжмут, или родные наши полезут с расспросами, то скажи, что в прошлое полнолуние, когда возвращались домой, недалеко от поместья Котовой на берегу Дона на меня напал волколак, и я его порешил. После чего проглотил желчь, и ты сутки караулил, пока меня крутило и выворачивало.
— Так и было. Аккурат на правом берегу Капельного ручья, где он в Дон течёт. Правда, драку саму я не видал, как раз по нужде прижало, и я от стоянки в сторонку отошёл оправиться. А как вернулся, всё уже и случилось. Ты ему нож в пасть затолкал. Копать землицу мне стало лениво, и пока тебе худо было, я сбросил тушу в реку, — пожав плечами, с неподдельной искренностью выдал Дымок.
О как может! Причём с такой мордой лица, что Станиславский аплодирует стоя. Да ещё и на ходу придумал легенду, ни прибавить, ни убавить. Даже для дознания вполне достаточно. Разумеется, если его не станут вести с пристрастием.
Ох, как же Илюхе хочется остаться при мне. Рупь за сто, он уже смекнул, что наши поездки по этим странным местам не просто так, и я точно не отправлюсь служить в гвардию. К тому же в разговорах я пару-тройку раз ронял, что студенческая жизнь не в пример вольготней кадетской, и уж тем паче гвардейской.
—
