смотрел на Еву в мерцающем свете свечей. Он никогда не видел более красивой женщины. Он видел ее внутренний свет, которого не было раньше. Этот свет делал ее неотразимой. Её высокомерие куда-то пропало, уступив место скромности.
— Кто ты, Ева? — спросил он.
Она посмотрела на него с удивлением:
— Что ты имеешь в виду?
— Ты мало похожа на ту девчонку, которая когда-то в порыве гнева залепила мне пощечину.
— Неужели тебе так трудно поверить в то, что я изменилась? — произнесла она после паузы.
— Ты так сильно изменилась, что я гадаю, не является ли это тщательно продуманной уловкой.
Ее пальцы крепче сжали бокал.
— Уловкой, нацеленной на что, Видаль?
— На то, чтобы внушить мне ложное ощущение безопасности.
— Для чего? Чтобы тебя соблазнить? Не слишком ли поздно сейчас об этом думать? К тому же разве не ты намеревался меня соблазнить?
— Мне не понадобилось этого делать.
Взволнованная, Ева подошла к ограждению террасы и встала спиной к Видалю. Он не до конца понимал, что делал, но чувствовал необходимость давить на нее, провоцировать ее на новые откровения.
Наконец она повернулась и посмотрела на него. Ее лицо было непроницаемым.
— Почему ты это делаешь? — спросила она.
— Потому что я давно понял, что в моменты, когда ты кажешься мягкой и ранимой, тебе нельзя верить. Потому что в следующий момент ты обязательно отпустишь колкость или оскорбишь.
— Возможно, у меня закончились колкости и оскорбления.
Видаль заметил, что ее глаза блестят. От эмоций? Это было слишком. Кого она пыталась обмануть?
Она стояла, прислонившись спиной к ограждению. Поднявшись, он подошел к ней.
— В чем твоя проблема, Видаль?
Вот. Теперь перед ним была та самая Ева, которую он знал.
— Моя проблема в том, что я не понимаю, почему ты думаешь, что тебе нужно разыгрывать этот спектакль. Совсем скоро мы с тобой разойдемся в разные стороны. Никакого долговременного соглашения между нами не будет.
Ева скривила губы:
— Долговременного соглашения? С каких пор ты стал таким самодовольным? Ты мне сказал, что я последняя женщина на Земле, на которой ты женился бы. Можешь не беспокоиться, Видаль. Ты последний мужчина на свете, за которого я вышла бы замуж.
Положив ладонь ему на грудь, она попыталась его оттолкнуть, но он накрыл ее ладонь своей.
— Это все, что я хотел тебе сказать, Ева. Что тебе не нужно прилагать усилия и притворяться той, кем ты не являешься.
Она посмотрела ему в глаза:
— Что, если сейчас я настоящая? Что, если это девчонка, которую ты когда-то знал, притворялась другим человеком, чтобы выжить? Это тебе не приходило в голову?
Высвободив свою руку, она пошла назад в дом. Видаль в замешательстве смотрел ей вслед. Что, если она сказала правду?
— Прости.
Ева не отвела взгляда от книги, которую пыталась читать. Она была так обижена и зла на Видаля, что внутри у нее все кипело.
Взяв у нее книгу, Видаль посмотрел на обложку и отложил ее в сторону.
— «Техническая революция». Я не рекомендовал бы тебе эту книгу. Она слишком скучная.
Он опустился перед Евой на корточки.
— Ева, посмотри на меня. Я правда сожалею о своих словах.
Она заставила себя посмотреть на него:
— Я не могу постоянно извиняться за прошлое, Видаль. Я знаю, что ты не можешь этого понять, но я всегда знала, что вела себя неправильно. Я просто не знала, как вести себя по-другому. Моя мать оказывала на меня слишком сильное влияние. Разумеется, это не может послужить оправданием моему ужасному поведению. Я просто пытаюсь все тебе объяснить.
— Это не имеет значения. Мне не следовало затрагивать эту тему. Потому что мы здесь не для того, чтобы обсуждать прошлое. Наше время вместе ограниченно. Чем скорее мы пресытимся друг другом, тем скорее каждый из нас вернется к своей жизни.
Даже несмотря на то, что он причинил ей боль, сказав, что ему безразлично, какая она на самом деле, Ева почувствовала необходимость донести до него с помощью своего тела, какая она в действительности.
Она приняла решение за долю секунды. Если он может быть таким холодным, то и она сможет.
Она встала, и Видаль тоже поднялся. Направляясь к двери, она услышала:
— Куда ты?
Она бросила на него взгляд через плечо:
— Хочешь сказать, что ты этого не знаешь? Похоже, все остальное ты знаешь. — Она спустила одну бретельку платья. — Это влечение не пройдет само. Не так ли?
Она вышла из комнаты, спуская другую бретельку. К тому моменту, когда она была у лестницы, корсаж платья уже был спущен. Видаль сначала был в замешательстве, но быстро собрался с духом и заключил Еву в объятия.
Это доставило ей удовольствие, потому что Видаль глубоко запал ей в душу. Она с ужасом думала о том дне, когда он будет на нее смотреть без интереса и ей придется иметь дело со своими истинными чувствами к нему.
— Но я никогда не держала младенца!
— Ничего страшного, — сказала Шелли, передавая ей свою новорожденную малышку.
Еве не осталось ничего другого, кроме как прижать ее к себе, потому что Шелли ушла. Она сидела на месте с извивающимся свертком в руках и боялась вздохнуть.
Вечеринка проходила на пляже. Там царила непринужденная атмосфера. Горели фонари, из колонок доносилась музыка, столики ломились от еды и напитков.
Все были веселыми и дружелюбными, и страхи Евы тут же улетучились. Ей не было необходимости беспокоиться о том, как себя вести и что говорить.
Они с Видалем пришли поздно. После разговора на террасе они больше не выясняли отношения. Они просто смотрели друг на друга и через считаные минуты уже были в постели.
Когда этим утром Ева проснулась в постели Видаля и собралась встать и уйти в свою комнату, он притянул ее к себе, уткнулся лицом в ее шею и сонно пробормотал:
— Не уходи.
Она пролежала под его тяжелой рукой, наверное, целую вечность. Она знала, что на самом деле он не хотел, чтобы она осталась, поэтому в конце концов выбралась из-под его руки и пошла к себе.
Хэл, муж Шелли, приходил к ним последние пару дней, и они с Видалем вместе работали в саду. Глядя на Видаля, на котором были только шорты, Ева вспоминала, как наблюдала за ним тайком, когда он помогал своему отцу.
Малышка Люси у нее на руках издала громкий звук. Ева огляделась по сторонам, но рядом никого не было. Тогда она начала ее покачивать, как делала Шелли. Девочка перестала извиваться и открыла глаза —