хотела оставить эту затею, но Лэссири решительно воспротивилась. Пришлось подчиниться.
В комнате никого не было, и теперь она показалась мне просторнее, чем в первый раз. Обстановка самая скромная, но чувствовалось, что здесь обитают девушки: букет цветов на окне, миска с бариками – явно собственного изготовления – та же занавеска, вновь колышущаяся от ветерка. С мебелью было скудно: пять узких кроватей, два стола, да пара табуреток, на одной из которых стояла кухонная плитка. Лэссири смахнула невидимую пыль со второй и предложила присесть. Сама же достала коробочку, пахнущую лекарствами, вытащила бинт и пузатую баночку. Лэссири подошла к моему лечению серьезно. Смазав укус зеленоватой мазью и завязав палец («чтобы ничего не испачкать»), она угостила меня таблеткой и предложила еще какой-то специальный настой.
– Немножко осталось. Он обладает общеукрепляющим действием.
Ароматные травки заварились быстро, я отхлебнула и улыбнулась:
– Это вкусно.
– Ох, забыла предложить! Пожалуйста, попробуйте, – она пододвинула миску бариков.
Есть не хотелось, но из вежливости я взяла один. Тут в дверь постучали, Лэссири выглянула и со словами: «Простите, я на минуту» – вышла из комнаты.
Я допила настой, дожевала барик, и вдруг почувствовала, что меня неуклонно тянет в сон. Потерев глаза, попыталась бороться с напастью, но безрезультатно. Понимая всю нелепость ситуации и мысленно извиняясь перед ее хозяйкой, я упала на ближайшую кровать и тут же погрузилась в сон.
Возможно, сказалось влияние лекарств или зацикленность на проблеме, но во сне я блуждала по лабиринту.
Все вокруг было более реальным, чем наяву, более ярким и живым. Письмена подсвечивало внутреннее сияние, от камней тек тихий шепот. Впереди мелькнула фигура, тут же скрывшаяся за поворотом.
– Подождите!
Я побежала, но во сне это получалось пугающе медленно. Остановившись, вдруг поняла, что больше не вижу надписи: я свернула с главной тропы. Решив, что это беда небольшая, отправилась дальше, но развилок становилось все больше, чаще встречались тупики, а знаки со стен исчезли вовсе. Жаркой волной нахлынула паника, но не успела я еще по-настоящему испугаться, как увидела стоящего прямо передо мной мальчика лет десяти. Худенький и бледный, он тревожно смотрел на меня, а потом поднял руку, показывая на спрятанный в кулоне геласер. Мальчик хотел было что-то сказать, но над лабиринтом пронесся громоподобный стон, словно гигантский диплодок прошел мимо. Мы одновременно посмотрели наверх, а когда я опустила взгляд, то увидела, что стою на поле, среди высокой травы, и в небе собирается дождь.
Поплыли какие-то неясные образы, и сквозь дрему, я услышала разговор.
– Твой язык, Карна, доведет до беды.
– Я никогда первая не начинаю. Но терпеть нахальство не собираюсь.
– Он тебе в отцы годится.
– Мой отец никогда так не разговаривает с людьми.
– Взрослей, Карна. В жизни всяких людей встретишь. Учись быть сдержаннее и терпимее.
– Я уже устала учиться.
Девушка пробурчала это так забавно, что я улыбнулась, окончательно просыпаясь. Приятно пахло чем-то сладким. Я открыла глаза и вспомнила, что заснула в комнате девушек. Кто-то заботливо накрыл меня одеялом. Стемнело, лампа на столе освещала противоположный угол. На корточках у плитки сидела Карна, помешивая что-то на сковородке, и разговаривала с невысокой полной женщиной.
– Вот поэтому тебе и опасаются что-нибудь поручить. Своей горячностью все испортишь.
– Да вы только дайте мне дело, Гвэнин Кох! Я справлюсь!
– Тише ты, – шикнула на нее женщина.
Я кашлянула, давая знать, что уже не сплю, и села на кровати. Гвэнин Кох тут же поспешила ко мне.
– О, госпожа Виктория. Надеюсь, хорошо поспали?
– Да, спасибо. Прекрасно отдохнула. Мне очень неловко, что заняла чужую кровать, но сон просто свалил с ног.
Женщина мягко рассмеялась. У нее были пушистые волосы и такое славное, располагающее лицо.
– Это у вас нужно просить прощения. Лэссири здорово перепугалась, когда вернулась и застала вас спящей. Глупая девочка забыла, что лекарство усиливает снотворное действие настоя. Но вы не беспокойтесь, это целебный сон.
– Да, я отлично себя чувствую. И Лэссири молодец. А где она?
– Побежала на кухню. По вечерам она там помогает. Разрешите, посмотрю укус.
Она бережно размотала бинт, стерла остатки мази и удовлетворенно кивнула:
– Все в порядке. Лэссири зря вас пугала, хотя, конечно, перестраховаться не мешает.
– Эти жуки, действительно, опасны?
– Случаи заражения очень редки.
Пока мы говорили, притихшая Карна сняла с плитки сковородку и высыпала содержимое в глубокую миску. Карамельный запах зазвучал ярче.
– Что так упоительно пахнет?
– Это фар, госпожа.
– Тот самый, что мы собирали?
Карна протянула мне миску. Горошинки напоминали по вкусу жаренные в карамели орехи.
– Объеденье! Ради такого можно вытерпеть и не один укус. Надо будет тоже собрать – теперь я знаю, где он растет.
– Ах, нет, зачем же, – удивилась Карна. – Я вам сейчас отсыплю.
Она ловко свернула кульком лист бумаги – совсем как торговцы семечками на нашем городском вокзале. Чтобы отвлечься от воспоминаний, я продолжила разговор:
– Я еще мало знаю о местной фауне. Здесь много вредных насекомых?
Гвэнин Кох улыбнулась.
– Смотря для кого, госпожа. Для человека – нет, а вот для растений – порядочно. Тот же кафер немало вредит злаковым культурам.
– Бойся, кафер, рядом шляфен! – хихикнула вдруг Карна.
– Шляфен? – переспросила я.
– Поговорка такая, – пояснила Гвэнин Кох. – Это животное питается насекомыми, а кафер – его любимая добыча. Перед дождем шляфен вылезает из укрытия и начинает петь, поэтому в старину считали, что он-то и выкликает дождь. Шляфен был символом плодородия. По прежним суевериям.
Последнее она добавила, словно опомнившись, и немного смутилась.
Постучавшись, в комнату вошла запыхавшаяся Эфил и, увидев меня, радостно всплеснула руками:
– Как хорошо, Виктория, вы здесь!
– Что случилось?
– Вас искали в лагере. Приехал господин Дмитрий.
Вот это новость! Взяв кулек с фаром, я попрощалась и поспешила к своему домику. По дороге, обдумывая услышанное, спросила:
– Ты видела когда-нибудь шляфена?
– Конечно. Они везде водятся.
– Нарисуй мне его, пожалуйста. Когда будет время.
13
Диму около домика я заметила издалека. Он стоял в окружении мужчин в форме и Ллура. Тот о чем-то рассказывал. Последние метры я пробежала, и, запыхавшись, ворвалась в этот круг.
– Ты приехал!
Дима вдруг нахмурился и церемонно поцеловал меня.
– Благодарю за подробный отчет, – кивнул он Ллуру. – Завтра я сам осмотрю раскопки.
Мужчины поклонились и разошлись, а Дима под руку повел меня к дому.
– Неплохо вы тут устроились, – оглядел он комнату.
– Целиком и полностью заслуга Эфил. Это ее работы.
Дима внимательно осмотрел рисунки.
– Да ты художник.
Эфил смутилась и покраснела.
– Благодарю, господин Дмитрий.
– Она по недоразумению не смогла поступить в Академию.
