с благоговением служителя церкви перед священным писанием она закрыла томик «Сказок фламийским детям» и переключилась на меня:
— Да. Я тоже скучаю по папе. И по Мэнни, и Пенни…
«Блин, да кто это?!» — досадливо подумала я.
— …И по дедушке, и дяде Зару, хотя ему не мешало бы выпить чаю с мятой…
— Замечу, в его кружку следует поместить целый сад мяты!
Она хихикнула и продолжила:
— Но ведь раньше мне не дозволялось покидать Кленовую рощу. Значит, я больше не приеду в Эджервилль и не увижу Томаса, Молли и Ника, да?
— Уверена, тебя ждёт много приключений, и ты сможешь видеться, с кем пожелаешь.
— А ты? Ты погостишь в Роще чуточку, ну, чтобы я хоть привыкла…
Жить без вас. Она не произнесла этих слов, но я догадалась.
— Твой отец обещал достать редкость. Возможно, это займёт некоторое время, — выкрутилась я.
— Аленький цветочек?
Я не сдержала улыбки.
— Не совсем. Но тоже о-о-очень нужное.
— Тогда положи в сумку вот это, — девочка спрыгнула с кровати и пихнула мне в руки свою книгу. — А я пойду поцелую Пеструшку и проведаю цыплят Молли. То есть поцелую цыплят Пеструшки и посмотрю, как там… В общем, ты поняла.
Да, я всё понимала. Мне тоже мучительно, до ноющей боли в животе, не хотелось расставаться.
«Ничего себе!» — крутилось в голове с той минуты, как скромная почтовая карета выехала на кленовую аллею. Образ Константина заставлял думать, что тот живёт в каком-нибудь мрачном замке на скале с хищными волнами у подножья, и в остроконечные башенки бьют ветвистые молнии. А на деле три этажа особняка производили самое приятное впечатление. Они были примечательны множеством окон, глядя на которые, трудно было вообразить, сколько же комнат скрывается внутри.
— Мэнни! — взвизгнула Сэм, когда мужчина возраста, определяемого как нечто среднее между пятьюдесятью и шестьюдесятью, распахнул входную дверь.
«Ах вот ты какой!» — успела подумать я, прежде чем встречающий опустился перед девочкой на колено, наплевав на идеальный костюм. Он прижал малышку к себе очень бережно, как величайшую ценность. Его опрятный облик вкупе с почтительным отношением к Сэм вызывали симпатию. Я улыбнулась искренне, когда мужчина представился:
— Мануэль Скотт, управляющий. Извините, с отдыхом и ужином придётся повременить. Господин ожидает в кабинете. Прошу за мной.
Не выпуская ладошки Сэм из своей, Мануэль увлекал нас вверх по лестнице. Из-за его спины я не сразу заметила картину там, где ступени расходились в противоположные стороны. На огромном холсте облокотилась о каминную полку необыкновенной красоты девушка. Вопреки здешним обычаям на ней были узкие брюки для верховой езды, заправленные в высокие сапоги. Свободную светлую блузу в талии стягивал не то широкий пояс, не то короткий корсет. По плечам рассыпались золотые кудри. Её предплечье обвивала цепочка, а с кисти свисал диск наподобие карманных часов, с крупным рубином по центру. Ярко-зелёные глаза смотрели мимо художника — вдаль, чуть приоткрытые губы придавали лицу мягкости.
Несмотря на то, что особняк хорошо протопили, я ощутила будто бы веющий от картины могильный холод. Поднимая крошечные волоски на руках, по телу пробежала крупная дрожь. Я отчего-то совершенно точно знала, что девушки нет в живых, хотя понятия не имела, кто она.
Уловив мой интерес, Мануэль пояснил:
— Это матушка альтеора, леди Кристина Кольдт. Её нарисовали по приказу короля Фредерика незадолго до гибели. Леди навсегда останется юной и прекрасной, как здесь, — его пальцы приблизились к раме, но он отдёрнул руку, так и не коснувшись.
Кристина…
«Кристина, ты…»
Ты точная копия той статуи, которой Бальтазар, охотясь за мной, снёс голову! Так вот почему он поджал хвост, словно побитый пёс, а Константин разозлился. Теперь я понимала, что альтеор обошёлся с кузеном очень лояльно. Я бы убила на месте! А что он почувствовал, когда спустился в склеп и увидел, что ко всему прочему сотворили с его прадедом?!
Мне захотелось развернуться и нестись вон из этого великолепного дома, как можно дальше от повелителя огненных торнадо, начхав на грифонью кровь и возвращение на Землю. Ступни будто вросли в ковровое покрытие. Я разрывалась между навязчивым желанием сбежать и необходимостью топать выше.
— Поздно для сомнений, — сказал на ухо Николас и, подхватив под локоть, не позволил сдать назад.
Теперь мы шагали нога в ногу, и я шептала:
— Ты заметил, заметил?..
— Помнишь, что я говорил на кладбище?
Он держал крепко.
— Что у меня ужасный акцент?
— Это я сказал позже. Но раз, помимо акцента, у тебя ужасная память, перефразирую сам себя: «Ей уже всё равно, а тебе домой надо».
Открытая дверь кабинета приглашала войти. Константин гипнотизировал будь то клёны, или пруд — что ещё он мог видеть, стоя у окна на заходе Ока? На звук шагов он обернулся, и тут же на нём повисло детское тельце. Оно содрогалось от рыданий, слишком сильных для малого размера, и всё сильнее сжимало конечностями единственного родителя, будто неведомая сила грозила разлучить их снова, отобрать друг у друга, разметать по разным сторонам света. Константин что-то шептал, гладя девочку по волосам, пока та не притихла. Поверх белокурой головки он поприветствовал:
— Вы опоздали.
— Не нарочно, — это всё, что я смогла выдавить из себя.
Саманта уже успокоилась и весело проскакала к Бальтазару. Я не сразу заметила мрачную фигуру, застывшую у письменного стола. Он подарил племяннице объятия и ласковую улыбку, которая невероятным образом преобразила его лицо. В глаза сразу бросилось, что Бальтазар довольно молод. Ему ведь, наверное, лет двадцать или около того. Он постоянно находился в компании более опытного и сильного родственника. Если задуматься, повод нервничать у парня был.
— Папочка, можно я покажу Каре свою комнату?
Наблюдая за Бальтазаром, я пропустила момент, когда моя рука попала в плен цепких пальчиков. Этот бульдозер завёлся на полную мощность и уже тянул меня к выходу.
— Там кукольный домик, и музыкальная шкатулка, и книжки с панорамами, и мой мишка, и кукольный домик… — перечисление сокровищ заходило на второй круг, когда его мягко прервал Константин.
— Дорогая, ты обязательно покажешь ей все свои игрушки, но сейчас нам нужно кое-что обсудить. Разве ты не хотела бы видеть няню? Пенни (ага!) ждёт на кухне. Там есть горячий чай и твой любимый торт. Господин Скотт проводит тебя.
Стоило Мануэлю увести ребёнка, улыбки сползли с лиц Кольдтов. Но вот что странно — на этот раз не по нашей вине.
— Видел?! — Бальтазар заметался в своём углу, а мы с Ником вертели головами от одного к другому, как котята, без понятия, что
