такое слышать.
— Я не пыталась ему понравиться, и уверена, это пройдёт, — то ли оправдываюсь, то ли пытаюсь подбодрить её.
При этом говорю как можно более тихим шёпотом. И не из-за спокойно читающего лекцию препода, игнорирующего любой посторонний шум. А помимо нас тут тоже разговаривают. Откуда тогда этот чуть ли не страх быть услышанной Давидом? Не хочу, чтобы он знал, что мы его обсуждаем.
Впрочем, мне пора успокоиться: между нами четыре парты. И как минимум за одной из них тоже перешёптываются.
— Вряд ли, — не сразу возражает Арина. — Мне показалось, всё серьёзно.
Чуть дрогнувший на конце голос заставляет меня вглядеться в подругу внимательнее. И вообще, почему я вчера не пыталась узнать, как она провела время в клубе?
— Ты не злишься? — мягко спрашиваю, не собираясь даже думать над её заявлением про «серьёзно». Только об её чувствах.
— Желаю ему счастья, — вздыхает Арина, не колеблясь с ответом. — Если он тоже тебе нравится, я вас благословляю, — натянуто усмехается.
Какого-то чёрта вспоминаю вчерашний жадный поцелуй в машине и то, как сильно мне захотелось ещё. Настолько, что стоило убежать сразу, а не позволять Давиду тормозить меня хотя бы на секунду.
— Мне нет. Не нравится, — кривлюсь и выдавливаю это с таким чувством, что аж самой не по себе. Не слишком ли эмоционально? — В смысле он хороший парень, но нет, — тогда добавляю уже спокойнее, тихим шёпотом.
— Уже хороший? Раньше ты была резко к нему настроена, — Арина, кажется, набирается лёгкости, чуть ли не подкалывая меня.
Улыбаюсь этому, но быстро серьёзнею, понимая, что подруга не столько ловит меня на слове, сколько и вправду хочет разобраться. Из любопытства или потому что всё ещё на что-то надеется — не знаю.
— Ты была права, я была к нему предвзята, — на всякий случай осторожно объясняю.
— Может, скоро и полюбишь тоже, — хмыкает она.
Сердце по-дурацки ускоряет темп.
— Арин…
— Не надо ничего говорить. Жизнь не кончается, у меня тоже всё будет хорошо, — уверенно перебивает Арина, и на этот раз её шёпот звучит чуть громче, решительнее. — И скрывать от меня ничего не надо, если что.
Сглатываю. В этих словах слишком отчётливый намёк: мои прошлые отмазки подруга не воспринимала всерьёз. Видела, что вру.
И хотя тянет сказать, что ничего у нас с Давидом не будет — но к чему эти споры? Мы ведь про гипотетическую ситуацию, и никому ничего доказывать мне не надо.
— Хорошо.
* * *
Сегодняшний учебный день проходит безобидно. Давид никак не выражает мне намерений, о которых, оказывается, и Арине давал понять, и мне ясно обозначил. Уж не знаю, почему на этом всё, но и хорошо.
Подруга сегодня уходит без меня. Вроде как опять отец за ней на машине заезжает. Возможно, случайность, а возможно, Арине сейчас нужно больше личного пространства от меня. В любом случае, обижаться не собираюсь. Хочу, чтобы она искренне не переживала ни о чём, а не храбрилась. Даже если Давид быстро переключится — всё равно не должен стоять между нами.
Не иду в гардероб — решаю сначала отнести учебник в библиотеку. Мне выдали бракованный, с вырванными (видимо, для шпаргалок на сессии) страницами, а я всё никак не добиралась поменять. К сожалению, эту книжку теперь только утилизировать — досталась раздолбаю, тут уж ничего не поделаешь. Хоть и больно смотреть, как испорчен учебник. Как будто живым его воспринимаю, тоскливо на душе.
Открываю дверь библиотеки, но не успеваю пройти по тесному коридорчику, состоящему из полок с архивными документами. Там, за ними, ещё одна дверь — главная, и до неё не так уж долго. Вот только я останавливаюсь на месте, стоит услышать знакомый голос.
Давид. И, судя по всему, говорит по телефону, взвинчено шагая где-то в районе главной двери. Меня не видит, а я зачем-то чуть ли не вжимаюсь в один из шкафиков, скрываясь за полками. Сама не представляю, откуда такая реакция. Ещё и зачем-то вслушиваюсь в разговор.
— А без этого никак? — недовольно спрашивает Давид. — Я как бы и брата не хотел приплетать, не то что её.
По коже прокатывается жар. Почему такое ощущение, что речь обо мне? Даже не ощущение — уверенность какая-то странная. И она лишь усиливается с каждым новым словом Давида:
— Я понимаю, что нужны свидетели… Но уверен, дофига тех, кого эти ублюдки обижали. Постараюсь убедить кого-то заговорить.
Ну точно. Речь наверняка обо мне и тех уродах, от которых я якобы спасла Давида. Он ведь говорил, что сейчас против них дело ведут. Логично, что без самых разных подробностей обвинить их будет не так уж просто — с их связями. Даже при видеодоказательствах и прямых словах мудаков, которые Давид всё-таки записал. Не удивлюсь, если зашита собирается переворачивать всё с ног на голову, а судья может оказаться достаточно продажным, чтобы подтвердить их версию, если она окажется хоть сколь-нибудь убедительной.
При таком раскладе хоть кто-то из жертв согласится говорить? И это если их вообще получится найти. Наверняка они даже Давиду правды не скажут, не то что следствию.
И при всём при этом он всё равно собирается обойтись без моего участия? И брата не вплетать? Упёртый дурак. Почему я думаю это чуть ли не с теплом? Сглатываю ком, зачем-то мотая головой. Почти теряю нить разговора, но включаюсь, кажется, на самом важном:
— Да блин… — досадливо и растерянно говорит Давид: почти так же, как вчера, когда оставляла его после поцелуя. Облизываю пересохшие при этой мысли губы. — Да, звучит логично, но что если у нас ничего не получится? И тогда ублюдки мало того, что будут точно знать, кто меня спас в тот вечер, так ещё и сильнее разозлятся на неё.
Вот теперь никаких вообще сомнений, что речь обо мне. Судорожно соображая, непроизвольно высовываюсь из шкафчика, за которым скрывалась. Смотрю на Давида, который ощутимо напряжён и явно не замечает меня.
— Обещаю, ладно, — хмуро и неохотно выдавливает. — Всё, давайте, до связи. Спасибо за работу, — словно спохватившись, поспешно добавляет, явно пытаясь смягчить тон…
И вдруг ловит мой взгляд своим. Вздрагивает, вглядывается и хмурится ещё сильнее. А затем идёт в мою сторону.
Выхожу навстречу. Ну а смысл теперь скрываться? Тем более поговорить есть о чём. Уж точно не собираюсь делать вид, что не слышала разговор. Более того, начинаю сама:
— Тебе нужны показания, что те ублюдки уже нападали на тебя?
Давид смотрит на меня так, будто я ему что-то неприятное говорю. Обзываюсь или типа того.
