мы плыли к берегу, и Шон смешно передразнивал её голос.
– По-твоему, она нарочно? – едва я ступила на берег, боль в лёгких была тут как тут. Правда, судя по всему, от ныряния она не усилилась.
– Я же говорил, ты нравишься острову, – сказал Шон, протягивая мне полотенце.
Я не знала, что на это ответить. Часть меня хотела рассмеяться, тогда как другая готова была предположить, что у острова и правда есть какие-то чувства – хотя это было абсурдно. Космы испанского мха трепетали над тропинкой к дому, и при одной мысли о том, чтобы возвращаться одной, когда поблизости рыщет Леонора, меня пробрала дрожь.
– Хочешь, я тебя провожу? – предложил Шон.
– Конечно, если ты сам хочешь, – пожалуй, я скоро стану чемпионом по глупым ответам.
Шон отмахнулся от использованного мною полотенца и вытерся своей футболкой. Мы шли по тропинке в неверных бликах от светляков. Я вдруг подставила ладонь, и жук опустился на неё. Мерное голубое мерцание его тельца напомнило биение пульса воды в сеноте, и меня окатила та же волна умиротворения.
– Кажется, ты был прав: к ним надо привыкнуть, – заметила я.
Что-то громко затрещало в лесу, и я инстинктивно сжала кулак. Насекомое хрустнуло.
– Чёрт, – вырвалось у меня. – Ох, как жалко! – Я раскрыла ладонь.
Шон осторожно снял раздавленное насекомое. Он сложил ладони чашечкой и подул на него. Между его пальцами мелькнул голубой свет, становившийся всё ярче. А когда он раздвинул ладони, жук зажужжал и унёсся прочь.
– Как ты это сделал? – удивилась я, не совсем понимая, что сейчас произошло.
– Просто он ещё был жив. – Он пожал плечами. – А ты чего шарахаешься? Ты же вроде не боишься темноты.
– Если я скажу, ты поднимешь меня на смех.
Шон поднял ветку, чтобы мы могли пройти под ней.
– И это самое ужасное, чего ты боишься? Что я буду смеяться над тобой?
– Ну ладно, хорошо. Ты ведь на самом деле не веришь в призраков, так?
– Типа историй Билли про Вайолет, тусующуюся на острове? – со стоном спросил Шон.
– Типа того.
– Не верю.
И тут пришла моя очередь смеяться над ним.
– Ты живёшь на острове со светящимися жуками-зомби, и волшебной водой, избавляющей от боли, и пещерой-собором с нерукотворными статуями мёртвых девиц, но поверить в призраков при этом отказываешься?
– Ну что тут скажешь? – Шон снова пожал плечами. – Вот такая я загадка.
– А если я тебе это докажу? – Я даже остановилась и всмотрелась во мрак под деревьями. Даже если он не увидит саму Леонору, он всегда может заметить, как движутся задетые ею ветки.
– Эй, это не ты потеряла? – Он остановился и поднял с тропинки что-то маленькое. Мой образок!
– Да! – Я буквально накинулась на него, стараясь не обращать внимания на вину из-за того, что оставила в пещере браслет Вайолет. Теперь определённо придётся за ним возвращаться. Как будто я и без этого уже не считала минуты до того, как снова смогу нырнуть.
– Как он мог здесь оказаться? – удивился Шон.
– Это долгая история.
– Она имеет отношение к призракам?
– На самом деле – да. – Мне вдруг захотелось стереть с его лица эту издевательскую ухмылочку. – И как ты его вообще заметил?
– У меня отличное ночное зрение.
Не сомневаюсь, что Леонора тоже отлично видит ночью. Интересно, она что, так и следила за нами всё это время? А может, даже сейчас ошивается где-то рядом? Трясущиеся пальцы никак не справлялись с замочком на цепочке – тем более что он оказался сломан. Грудь сдавило от неудержимого желания раскашляться.
– Тебе помочь? – Шон шагнул ко мне, но как бы я ни желала этой близости, я понимала, что проигрываю сражение со своими лёгкими. Так что мне ничего не оставалось, кроме как отмахнуться от его помощи, сунуть цепочку с образком в карман мокрых шортов и зажать рот обеими руками. Я кашляла и кашляла, пока у меня не закружилась голова, и уже стало плевать на всех здешних призраков, потому что я вот-вот могла стать одним из них.
Шон легонько гладил меня по спине и бормотал какую-то ерунду, пока я медленно приходила в себя.
– Прости. – Я отвернулась и сплюнула в кусты.
И тут же у меня под ногами пробилась кривая лоза, на которой распустился ярко-белый цветок, похожий на череп. Мы оба застыли, не зная, что делать.
– Э… я… не понимаю, как это происходит, – пролепетала я. – Но от этого у меня крышу сносит.
– Ты бесподобна, Адди Спенсер. – Шон наклонился и сорвал цветок.
Он подал его мне, и я очень неохотно коснулась этой жуткой штуки. Но едва мои пальцы сомкнулись на стебельке, лепестки потемнели и развернулись, меняя форму цветка с черепа на что-то среднее между лилией и розой. Я не могла уверенно определить их цвет, но в лунном свете они казались чёрными.
«Ааа-ди-ди-ди!» – заливалась птица.
Тёплый как кровь сок капал с цветка мне на пальцы, пока мы с Шоном продолжали свой путь. Лес оставался неподвижным, словно чёрно-белый гобелен, и если Леонора и слонялась где-то до сих пор, от нас она явно отстала. Хорошо бы на сегодня она уже закончила свои игры.
Мы остановились у подножия каменной лестницы.
– Если хочешь пойти завтра вместе, я могу встретить тебя здесь в двенадцать? – предложил Шон.
– Конечно. – Я безуспешно попыталась стереть с лица дурацкую улыбку до ушей. – Значит, увидимся.
– Только постарайся без меня не провалиться в какую-нибудь дыру. – Шон отвёл с моей щеки локон волос и наклонился, легко прикоснувшись губами к этому месту. От него пахло пещерой, камнем и свежей водой. Жужжание насекомых выросло до гулкого рокота в ушах и стихло, стоило ему отстраниться.
– Спокойной ночи, – сказал он.
– Пока, – я положила все силы на то, чтобы это звучало небрежно, но пока я ползла вверх по лестнице, миллионы возбуждённых нейронов взрывали фейерверки у меня в черепе.
Глава 19
Я проснулась уже после полудня от пения птиц, выкликавших меня по имени. Жара была невероятная, и простыни промокли насквозь. На столике у кровати рядом с образком на порванной цепочке лежал цветок, который сорвал для меня Шон. Его сочные лепестки нисколько не увяли и сохраняли густой оттенок спелого баклажана. А на щеке оставалась память о прикосновении его губ.
Я скатилась было с кровати, но застыла, едва коснувшись ногами пола. От двери на веранду к центру комнаты тянулась цепочка муравьёв. Все они несли лепестки цветов. Те лепестки, что ближе ко мне, были едва окрашены в бледно-лавандовый цвет, а
