он принимал только и исключительно в виде проникновения в дырочку, не совсем для этого предназначенную. Она сначала даже не поняла, почему ей так больно, а когда сообразила, то забилась, пытаясь вырваться, но дядя крепко схватил ее за волосы и не отпускал все время, пока она выла, стиснув зубами простыню.
А на следующий день надо было красиво сидеть, нога на ногу, и плавно шагать, покачивая бедрами, в то время как там все жгло как будто огнем.
И так — все десять дней, но денег отвалил щедро, этого не отнимешь. Зато, видно, порекомендовал ее своим коллегам, потому что на нее стали приходить персональные заказы.
Все они были, конечно, тоже те еще отморозки, про некоторые штучки она раньше не только не слышала, но и не подозревала, что такое вообще бывает. Иногда было невыносимо больно, иногда — так же невыносимо хорошо. Но это-то Бог с ним, главное — деньги на какое-то время перестали быть проблемой. Она даже сняла маленькую квартирку, правда, на пару с еще одной девочкой, но зато избавилась от дешевых гостиничных номеров с сальной прислугой. По-прежнему львиная доля заработанного уходила на поддержание себя в форме: спортзал, сауна, косметика, одежда на все случаи жизни — все это требовало денег, денег и еще раз денег. Не говоря уж о таких простых девичьих радостях, как колечко или браслетик.
Девочки в агентстве говорили, что все деньги тратят на алкоголь и кокаин, которыми глушат себя, чтобы не было так противно. А ей противно не было. Ей было все равно.
Чтобы расслабиться, вместо дорогого коньяка она открывала ящик тумбочки и гладила сверкающий никелем барабан револьвера. Лаская тупые серые головки пуль, испуганно выглядывающие из окошечек камор, ощущая кончиками пальцев тепло гладкого металла, получала чуть не физиологическое наслаждение. И, вспоминая о том, как красивенький мальчик, получив пулю в затылок, дернулся вперед, как неестественно выгнулся, как через его тело прошла стремительная волна судороги перед падением — вспоминая об этом, она испытывала что-то очень похожее на возбуждение, даже ласкала себя через трусики.
Все же она была неимоверно везучая.
Очередной клиент так впечатлился, что готов был снять ей квартиру. С одним условием: он будет у нее единственным, больше она ни с кем спать не будет, приходить будет, когда захочет, так что она всегда должна быть готова с радостью его принять.
Понятно, что она согласилась, уж больно заманчиво. Но действительность, как всегда, оказалась не совсем такой, как виделось со стороны. Оказалось, что ей придется практически безвыходно сидеть дома, потому что являлся он не столько, когда хотел, сколько, когда мог. Дела, бизнес, семья. Так что он и сам не знал, когда появится, а это значит — торчать дома или не расставаться с мобильным телефоном, и не дай Бог пропустить от него звонок. А пойди, услышь этот треклятый звонок, когда аппарат спрятался на самом дне сумочки? Или ты его слышишь, а найти, как назло, никак не можешь, вроде рядом, а где звонит — непонятно. Ну, или как она может ответить, если сидит у маникюрши, и все пальцы покрыты свежим лаком? А он из-за этого устраивал такие истерики, хоть святых выноси, как ее мать прямо.
Но самым тяжелым было то, что теперь ей самой стало хотеться секса. Вот просто вынь, да положь, и прямо сейчас. Раньше такого не было, она себе удивлялась. Хоть снова на трассу выходи и лови дальнобойщиков, лишь бы мужик. Конечно, могла и сама снять возбуждение на какое-то время, но это ж на время, там, чем дальше, тем нестерпимей. А „хозяин“ все не приходил, да даже если и приходил, то хватало его на вялых пять минут. Впрочем, за те условия, что он ей создал, большое спасибо и без кувырканий на всю ночь.
Не вытерпев, спускалась вечерами в бар на соседней улице. Выпить, конечно, можно было и дома, но вдруг в заведении попадется симпатичный парень, которого можно будет увести к себе — на ночь „хозяин“ не оставался, ночь — прерогатива жены.
Однако старалась до такого себя не доводить — опасно приводить домой людей с улицы, это каждая девушка знает. Так что шла туда, когда становилось уж совсем невмоготу, хоть насилуй.
В тот вечер бар был практически пуст. Она взяла коньячку, села в углу, где было поменьше света, зато оттуда видно все помещение, осмотрелась и сразу нашла того, кого искала — симпатичного парня. Он заметил ее заинтересованный взгляд, улыбнулся — нет, ну, правда, славный! — и чуть приподнял свой стакан. Кивнул: мол, твое здоровье. Она улыбнулась в ответ — знала, как надо улыбаться в таких случаях. Срабатывало безошибочно. Вот и сейчас он встал и подсел к ней за столик.
— Как же так, — деланно удивился. — Такая красивая девушка — и одна?
Она снова улыбнулась, на этот раз беспомощно.
— Или сейчас появится грозный мачо и из ревности пронзит меня кинжалом?
Она улыбнулась и сделала легкое движение головой. Это движение называлось: „Ну что вы, нет у меня никакого мачо, я тут совсем одна, бедная скучающая девушка!“.
Он продолжал болтать какую-то чепуху, время от времени проверяя, действует это на нее или нет, а она, стараясь не переборщить, всячески демонстрировала, что да, действует. А сама думала только об одном: „Когда ж ты, миленький, перестанешь болтать, отведешь меня домой, кинешь на пол и отдерешь сзади как последнюю суку?“. И ей было мокро от этой мысли.
Он, наконец, счел, что период обольщения закончен, заплатил за ее выпивку („Какой зайчик!“ — подумала она) и предложил проводить ее домой. Она продемонстрировала, что немного колеблется, покраснела (это было нетрудно) и робко кивнула. У подъезда он „напросился“ на чашечку кофе, поднялся и, как мечталось, распластал ее на полу и устроил такой скоростной забег, что она аж зарычала басом, до того это было хорошо.
Но не бывает всё хорошо, не бывает. Почему, ну, почему им всегда надо все испортить?
После того, как она с трудом отдышалась и перебралась на кровать, он подсел к ней и, по-прежнему очаровательно улыбаясь, спросил:
— А где же ты, красавица, хранишь деньги и драгоценности?
— Что? — она не сразу поняла, чего он хочет.
— Денежки. Колечки. Сережки. Где?
Она с удивлением посмотрела на него. Надо же, как ей фатально не везет! Вот почему это случается именно с ней? Почему именно ее, такую красивую и молодую, такую готовую отдавать свою любовь и тепло,
