выйдет.
Мама. Пусть не скоро, — думала я. — Но я все равно должна буду его встретить.
Я. Вот такая у меня мама. Пенелопа советской эпохи.
Мама.
Жизнь — без начала и конца.
Нас всех подстерегает случай,
Над нами — сумрак неминучий
Иль ясность божьего лица.
Но ты, художник, твердо веруй
В начала и концы. Ты знай,
Где стерегут нас ад и рай.
Тебе дано бесстрастной мерой
Измерить всё, что видишь ты.
Твой взгляд — да будет тверд и ясен.
Сотри случайные черты —
И ты увидишь: мир прекрасен.
Я. Какая ты у меня мудрая, мама.
Мама. Это не я. Это — Блок.
И вдруг стало светло на сцене.
Но — ненадолго.
Допросы, допросы, допросы…
Их похожесть друг на друга обманчива. Следователи с занудством, достойным лучшего применения, задают одни и те же вопросы с целью расколоть обвиняемого, который, в свою очередь, твердит свое. Взять измором означает полнейшую тавтологию давления, когда из раза в раз повторяемые обвинения призваны для того, чтобы усыпить бдительность допрашиваемого, поймав его на какой-то мелочи, якобы привносящей новшество в следствие. Вас надо убаюкать многократно прозвучавшими формулировками, с тем чтобы вы перестали реагировать на них, а это первый шаг к дальнейшему вашему кивку. Признание как бы подкрадывается к вам, делается логичным результатом со всеми вытекающими… Так что похожесть вопросов и ответов есть игра в кошки-мышки. Ваша слабина откроется в тот самый момент, когда кружение слов прервется рано или поздно чем-то возникшим по ходу злополучных бесед, и это случайно вырвавшееся или просто непродуманное станет вдруг новым аргументом против вас… А вы и не заметили, как подставили себя!.. Вы, проявив маленькую слабохарактерность, уже заступили за черту своей невиновности, и вот вы уже в ловушке. Вы в когтях зверя.
И тут открывается, что у вас есть… сообщники. Кто?.. Да, это ваши бывшие сослуживцы, с которыми только что вы дружески общались, ходили друг к другу в гости, пили чай, иногда водочку, а на праздники выходили общей колонной демонстрантов…
Первое чувство — не может этого быть!.. Невозможно поверить!.. Дорогие коллеги вдруг оказываются вместе с вами в одной тонущей лодке. И самое жуткое и удивительное это то, что вместо общего усилия по спасению судна все начинают драку, стараясь потопить друг друга — безжалостно и злобно. Всем кажется, что они спасутся. Только так!.. Другого выхода нет!.. Топи товарища, и выйдешь на берег сухим — это заблуждение находит своих носителей очень быстро. И тогда слова «Вы изобличаетесь» становятся самым смертоносным штампом, на который вам надо как-то реагировать.
Вопрос: Вы достаточно изобличаетесь в принадлежности к антисоветской правотроцкистской организации показаниями обвиняемых — участников этой же организации Крутикова Виталия, Кириллова Анатолия, Чайковского Исера, Коноваленко Михаила, Кроткевича Георгия и Митенева Петра. Что Вы скажете на это?
Ответ: Показания данных лиц о моей причастности к антисоветской право-троцкистской организации являются от начала и до конца ложными и клеветническими. Еще раз повторяю следствию, что членом право-троцкистской организации я никогда не был и о ее существовании мне известно не было, а также не было мне известно и о принадлежности вышеупомянутых яиц к право-троцкистской организации.
Вопрос: В своих показаниях обвиняемые Крутиков, Кириллов, Чайковский, Коноваленко, Кроткевич и Митенев на только признали свое участие в правотроцкистской организации, но они изобличают в этом и Вас. Утверждают, что Вы, будучи участником право-троцкистской организации проводили в интересах последней вредительскую деятельность в системе планового отдела треста «Камчатстрой». Будете ли Вы отрицать и теперь свою преступную деятельность?
Ответ: Как я уже показал выше, что показания обвиняемых Крутикова, Кириллова, Чайковского, Коноваленко, Кроткевича и Митенева являются ложными от начала и до конца и я их отрицаю категорически. Еще раз заявляю следствию, что в право-троцкистской деятельности я себя виновным не признаю, не признаю также себя виновным и во вредительстве, лишь потому, что я ею не занимался. Работа планового отдела треста «Камчатстрой» базировалась исключительно на директивах вышестоящих органов об осуществлении капитального строительства вообще и в частности касавшихся непосредственно проводимых Камчатстроем строек.
Кто кого?.. К изнурительной, а точнее, к изнуряющей тупости вопросов еще как-то удалось привыкнуть, но как прибрать свою энергетику жалоб и так называемых «дополнительных показаний» — из отца хлещет едва скрываемое негодование на своих доносителей и клеветников, но нигде не видно в их адрес каких-либо оскорблений и брани.
Поэтому поведение на допросах при всех их однообразиях и кажущейся волоките есть высший пик напряжения — духовного и физического для людей, попавших в клетку и пытающихся во что бы то ни стало из нее выкарабкаться. Как в шахматной игре, вы обязаны молниеносно просчитывать варианты, дающие вам выигрыш или проигрыш, и делать комбинации, ведущие к победе, с железной последовательностью гнуть свою линию, несмотря ни на что. Отец выстроил свою самооборону сам, без чьей-либо помощи. Все арестованные были в одинаковом положении — на границе с гибелью. Но выстояли не все. Обычно говорят: нельзя никого осуждать. «Они столько пережили». Мы, мол, не можем упрекать жертву, поскольку она — жертва. Это правильно. Этика для всех одна, и горе равновелико. И все же следует отметить особо — несдавшихся. Ваш подвиг в одном — в непризнании вины, которая обрушилась на вашу голову. Даже в полуобморочном состоянии, в «бессознанке» и в предсмертном бреду — вы говорили одно и то же, одно и то же, одно и то же:
— Нет… Не признаю… Не виновен…
Я. Тебя били там?
Отец. Бывало.
Я. Ты терпел?.. Больно было?
Отец. Случалось.
Я. Ты немногословен. Расскажи поподробней.
Отец. А чего рассказывать?.. Это неинтересно.
Я. Мне все интересно. Подробности.
Отец. Подробности?., вот они, подробности… (Показывает вставные зубы.)
Я. Еще?
Отец. Что еще?
Я. Куда били. Чем били. Ногами?.. Предметами?
Отец. И ногами, и предметами.
Я. По почкам? По печени?
Отец. И по селезенке. Селезенку мне отбили хорошо.
Я. Кто?.. Кто именно? Кто бил конкретно?
Отец. Да все.
Я. Кто все?
Отец. Да все, кто допрашивал.
Я. И Дуболазов?
Отец. Дуболазов первым делом. Он же меня захомутал, он же потом меня и вел.
Я. Вел — значит, бил?
Отец. Всех били. А что я — лучше всех?
Я. Так-то так. И все же… Дуболазов. Эй! Дуболазов!
Тотчас из белой стены к нам выступил еще один потерянный во времени
