бы стихи Лермонтова в его студенческие годы. Ща, погодь, я загуглю и тебе прочитаю.
– Не надо! – взмолился Онегин. Он быстро подошёл к девушке, пытаясь взять её за руку, чтобы та не читала ему непристойностей, но Виолетта очень быстро превратила нелепую возню в объятия.
В этот момент Онегин поймал себя на мысли, что, пусть и недолго, но сейчас он не думал ни о чём. И ему всё больше нравилось такое забвение.
Компания Виолетты скрашивала одиночество. То девушка пыталась его накормить, то неугомонно болтала про всевозможные фильмы, комиксы и новинки игр, которые так ждёт, то заставила смотреть с ней какой-то совершенно нестрашный (по мнению Евгения) хоррор, в процессе пытаясь спрятаться то под плед, то за спину Онегина. А потом девушка и вовсе уснула у него на коленях, Евгений же не стал её будить, а просто укрыл одеялом и уселся спать в кресло-качалку напротив.
Когда он погасил свет, с дивана последовал недовольный вопрос:
– А он не раскладывается?
– Ты же спала, вот я и не стал, – дернувшись, ответил юноша.
– Понятно, – донеслось недовольное пыхтение.
Рассудив, что, наверное, ничего плохого не произойдёт, если он уляжется рядом с девушкой, Евгений вздохнул, попросил её ненадолго покинуть лежбище, а затем разложил диван, накидал подушек и улёгся спать под отдельное одеяло.
Виолетту это не остановило. Меньше чем через пять минут одеяло стало общим, а объятия и поцелуи наглее. Евгений оказался в западне, которую сам же себе любезно устроил, но он понимал, к чему клонит девушка и решил так просто не сдаваться. Собрав все силы и волю в кулак, после очередного поцелуя он отстранился и максимально серьёзным тоном произнёс:
– Мне завтра работать. Надо поспать.
Фраза не обидела девушку. Она просто вздохнула и сделала вид, что сдаётся. Так и уснула в мыслях о том, что однажды у подобной ситуации будет совсем другой исход.
А что касалось Онегина, он не хотел ни о чём думать и был уверен, что поступает правильно.
***
После Рождества в аэропорту Пулково было людно, многие пытались вернуться из Санкт-Петербурга домой после каникул, кто-то возвращался в Санкт-Петербург из Европы, кругом была суета.
В толпе людей метался маленький мальчик лет восьми. Небезразличные люди окружили его, позвали работников аэропорта. Ребёнок выглядел абсолютно потерянным. Он заикался и пытался объяснить, что мама долго не выходит из туалета и он пошёл искать кого-нибудь, кто бы помог.
В то же время в одном из женских туалетов скопилась очередь. Одна кабинка была закрыта и никто внутри не реагировал на стук. Неравнодушные женщины вызвали уборщицу, которая открыла кабинку и завизжала от ужаса. На унитазе сидела женщина, голова её была неестественно свёрнута, а на шее виднелись следы запёкшейся крови.
Элен спокойно пила вино в зале ожидания бизнес-класса. Она знала, что ближайший рейс на Хельсинки может немного задержаться. Сейчас она просматривала комментарии под очередной главой любовного романа на одном из самиздатовских сайтов. Читатели жаждали продолжения. В целом, Элен считала, что автор этого текста имел незаслуженно малое количество читателей и был недооценён, а все любовные романы, которые так активно набирали популярность, и в подмётки не годились этой писательнице. Но такова была участь этой женщины. Творцы, что могли создать что-то действительно стоящее, Непримиримым были не нужны.
***
Когда Иван вернулся домой, первое, что его удивило – незапертая входная дверь. Зайдя в квартиру, он почувствовал в воздухе запах женских духов и стал мысленно перебирать в голове, у кого из его любовниц могли оказаться ключи от этой квартиры, и, главное, какого чёрта любая из девушек здесь делала. Карамазов медленно стал снимать ботинки, продолжая принюхиваться. С чем с чем, а с обонянием у Ивана всё было хорошо: вероятно, он компенсировал так не самое орлиное зрение. Однако вспомнить, у какой особы был столь едкий парфюм, Карамазов не смог.
Женской обуви тоже не было. Зато обувь Онегина присутствовала. Иван прошёлся по комнате, с интересом разглядывая пол и диван, на котором дрых сосед. Следов бурной ночи Иван не обнаружил. Да и, как он сам рассудил, это было не его дело. Однако запах раздражал. Не просто раздражал, а бесил.
Резким движением Иван раздвинул шторы и открыл окно, впуская в квартиру морозный зимний воздух и шум утреннего Кутузовского проспекта.
Онегин застонал и приоткрыл один глаз.
– Ромео, тебя не учили, что дверь в квартиру нужно закрывать? – ехидно поинтересовался Карамазов.
– Ива-а-ан, – простонал Женя. – Это ты…
– Да, я пока здесь всё ещё живу. Вроде как, – свирепствовал Карамазов. – Хотя, возможно, если я обнаружу в своей ванне женские волосы, я отсюда съеду.
Иван не был самым педантичным мужчиной на свете, однако его раздражало, когда незнакомые ему люди творили в его квартире всё, что хотели. Особенно это касалось женщин, которые везде пытались оставить свои следы, не то пытаясь приворожить Ивана, не то помечая свою территорию. Волосы – это была мелочь по сравнению с тем, что многие «забывали» личные вещи, а некоторые даже нижнее бельё.
Обнаружив, что ванная комната была стерильно чистой, Иван вздохнул с облегчением.
– А с чего ты взял, что у меня кто-то был? – вдруг спросил Онегин, окончательно проснувшись.
– Дык твоя барышня надушилась так, что мне неделю проветривать квартиру теперь. Эффект как если дезинсекцию вызвать: они тараканов протравят, и в квартире ещё неделю жить нельзя из-за ядовитых испарений.
Онегин насупился. То есть, Виолетта ушла, даже не попрощавшись. Или хуже: не смогла его разбудить! Он повёл себя совершенно не как подобает воспитанному джентльмену. В этот же момент в голове всплыли сцены из вчерашней ночи. Евгений смутился окончательно. Кажется, о том, как в этом времени взаимодействуют мужчина и женщина, нужно было ещё многое узнать.
Из кабинета Ивана доносилось недовольное бурчание и шум. Через несколько минут Иван вышел из комнаты и начал запихивать какие-то вещи в рюкзак.
– Я думал, ты уже уехал за границу, – сказал Онегин.
– Ага, от меня так просто не отделаешься. У меня между рейсами, считай, день. Вот я и забежал. Уж извините, ваше величество, что мешаю вашей личной жизни, – ухмылялся Иван, вгоняя Онегина в ещё большее смущение.
Затем Карамазов ещё какое-то время пошарился по шкафам и холодильнику. Вздохнул, ставя чайник:
– Что ж. Если Бога нет, всё позволено.
Через несколько минут на столе стоял противоестественный завтрак, состоящий из пары дошираков, пачки чипсов и двух бутылок дорогого красного вина из запасов хозяина квартиры. Онегин не возражал.
***
– Слушай, а как сейчас ухаживают за девушками? – вдруг спросил
