преступлению.
Голова ее резко поворачивается, ледяные голубые глаза впиваются в меня.
– Возможно, я присоединюсь к вам.
Меня пробирает дрожь от той ненависти, которую я уловила вчера на кухне.
– Время от времени мы можем обедать втроем. – Воспоминания о том, что сделала ревность с Эвой, смягчают мой тон куда действеннее, чем пятидюймовые каблуки Эмбер.
Я вхожу в мастерскую и оказываюсь в просторном, современно оформленном помещении. Все стены увешаны рисунками татуировок, серебристые лампы в форме блюдец висят над двумя белыми полированными столами с резными краями, стоящими рядышком. За ними открытый дверной проем, ведущий в какую-то комнату, уставленную множеством столов и кожаных кресел.
Я направляюсь прямиком к стулу перед одним из столов, когда в дверях появляется мужчина, и мне с трудом удается не споткнуться. Он высокий, одет в черные кожаные брюки и майку, с идеально правильными мужественными чертами и волнистыми волосами цвета воронова крыла. Но поражает меня в нем не внешность. Он источает такую же властность, какая исходит от Марка, и у меня нет ни малейших сомнений в двух вещах: это Тристан, и он Мастер.
Он прислоняется к стене прямо напротив стола, возле которого я остановилась, скрестив на широкой груди сплошь покрытые татуировками руки. Я глазею на них, ожидая почувствовать тот глубокий трепет женского естества, который чувствую, когда смотрю на татуировку Криса, но не ощущаю ничего. Ха. Я по-прежнему не любительница татуировок. Я любительница Криса. Эта забавная мысль вызывает у меня в душе улыбку. Я определенно любительница Криса.
– Привет, Сара, – говорит он глубоким сочным голосом с сильным акцентом. Его умные глаза оценивают меня с гораздо большим интересом, чем мне бы этого хотелось.
Я ставлю пакеты на пол и сажусь на стул перед столом, инстинктивно вступая в игру «кто кого», в которую Марк так хорошо научил меня играть.
– Привет, Тристан.
Он криво усмехается.
– Ты знаешь, кто я.
– А ты знаешь, кто я.
– Эмбер очень хорошо описала тебя, – заверяет он меня с какими-то многозначительными нотками в голосе.
Учитывая, что Эмбер видела меня голой, я совсем не хочу знать, что они означают.
Эмбер садится за стол передо мной.
– Я выпустила самые интимные подробности, – говорит она, явно прочитав мои мысли, потом поворачивает свой стул так, чтобы видеть нас обоих.
Звонит мой мобильный, я достаю его и вместо обычной радости, которую испытываю, когда вижу номер Криса, чувствую, как сердце начинает колотиться о ребра. Закрываю глаза и нажимаю кнопку ответа.
– Привет, – говорю я, и в голосе моем такая же неуверенность, как и в душе.
– Привет, детка. Я только что свернул на Елисейские Поля. Где ты? Я заберу тебя, и мы поедем пообедаем.
Я делаю глубокий вдох, и воздух вонзается мне в легкие как осколки стекла. Он будет недоволен, но мне придется сказать ему правду. Люди всю жизнь лгали мне. Я не буду лгать Крису, ни за что не буду.
– Я заходила в «Старбакс» и…
– Ты в «Шрифте», да?
Голос его натянут, и я почти неслышно шепчу:
– Да.
– Шанталь с тобой?
– Нет. У нее заболела мама и ей пришлось уехать.
Повисает тягостное молчание, потом он говорит:
– Я сейчас буду.
Глава 10
– Крис недоволен, что ты здесь, – высказывается Эмбер раньше, чем я успеваю убрать телефон в сумку.
– Почему ты так говоришь? – Мой вопрос звучит оборонительно.
– Милая, – мурлычет Эмбер, – я читаю на твоем лице, как в книге.
– Le Professor.
Я перевожу взгляд на Тристана, который по-прежнему стоит, прислонившись к стене, и который, как подсказывает мне логика, только что произнес слово «учитель». У меня создается отчетливое впечатление, что его своевременное вмешательство в разговор – попытка разрядить ситуацию, пока не развязалась война.
– Учитель, – подтверждает он мою догадку. – Я слышал, он тебе нужен.
Что-то такое в его тяжелом пристальном взгляде подразумевает, что он говорит не о французском.
– Нет, у меня уже есть учитель, которым я вполне довольна.
Эмбер фыркает.
– Он теперь учитель, вот как? – Явное оскорбление пропитано горечью.
Я останавливаю на ней твердый взгляд и уже открываю рот, чтобы защитить Криса, не собираясь сдерживаться, но мое внимание вдруг привлекает ее рука, которая лежит на столе. Рукав задрался выше, обнажая руку, и глаза мои потрясенно расширяются.
Не задумываясь, я хватаю ее за запястье и вижу знакомые отметины, которые однажды видела на коже Криса. Отметины, которые оставляют резкие удары хлыста.
Холодок ползет по моему позвоночнику. Неожиданно Эмбер предстает передо мной не только как ожесточившаяся бывшая рабыня Криса. Она надломлена, как и Крис, как и я. Она – родственная душа, которую я понимаю.
Я поднимаю на нее глаза, и горло сжимается, поэтому слова выходят сиплыми:
– Что с тобой случилось?
Потрясение отражается у нее на лице, и я знаю: она понимает, что я имею в виду. Ресницы ее опускаются, пряча от меня глаза. Когда она поднимает их и встречается с моим взглядом, презрение так и сочится из нее, но оно не скрывает боли, корни которой – теперь я знаю – гораздо глубже, чем просто разрыв с Крисом.
– Плохой же он учитель, если ты не знаешь, что со мной случилось, – наконец говорит она сквозь сжатые зубы.
Я бросаю быстрый взгляд на Тристана.
– Я знаю, это он сделал. – Не дожидаясь ни его, ни ее реакции, я наблюдаю за Эмбер, поясняя, как будто она не поняла, хотя она, конечно же, все поняла: – Я не спрашивала, как это с тобой случилось. Я спросила, что с тобой случилось. – От какого ужаса прячется она внутри своей боли.
Ее взгляд – смесь огня и льда, который мог бы запугать кого-нибудь другого, но не меня. Не того, кто слишком хорошо понимает, что такое скрывать боль.
– Крис со мной случился, вот что, – шипит она и вырывает свою руку.
С ней случился Крис? Склонив голову набок, я вглядываюсь в нее, пытаясь разглядеть то, что скрывается в душе.
– Сара.
Голос Криса звучит так неожиданно, что я виновато вскакиваю на ноги, словно только что ступила на какую-то запретную территорию. И возможно, так оно и есть, я не знаю точно.
Он стоит слева от Тристана, должно быть, у заднего входа. Слышал ли он наш разговор? Думаю, что слышал. Наверняка я знаю только, что он забрал на себя сразу всю
