смогу выразиться словами так, чтобы он смог правильно меня понять. Мне хочется кричать от ликования, затягивать песни до самого утра и плясать, поддавшись упоительным ощущениям. Чувствую, как уже начинаю терять контроль над своими эмоциями, переполняющие меня через край. Я могу лишь мычать от удовольствия и пускать пузырчатые слюни на неистовую силу природной красоты.
Да и на самого Даниэля, чего уж греха таить.
Видеть его беззаботность, неподдельную улыбку на внезапно помолодевшем лице и сверкающие глаза, в которых плещутся волны эмоций, сравнимые с моими — это как очутиться за гранью реальности.
Похоже, сказка добралась и до меня.
— Здесь просто... просто охренительно, — млею я, закинув голову кверху, чтобы глянуть на чистое небо, усыпанное звёздами. — Что это за место? Я всю жизнь живу в Атлантик-Сити, но ещё ни разу здесь не была.
— Иди же сюда, а то ещё свалишься со склона от переизбытка чувств! — усевшись на качелях, он протягивает мне свою руку. Без промедлений я присаживаюсь рядом с ним и, слегка оттолкнувшись носками от земли, плавно раскачиваю нас над пропастью. — Один мой хороший знакомый был без ума от этого места. Ещё в детстве оно стало для него особенным.
— И где же сейчас этот человек? — закрадывается мысль, что под знакомым он подразумевает Изабеллу. И если интуиция меня не подводит, то она его бывшая.
Хреново, если он притащил меня в место, куда прежде любила приходить эта самая Изабелла.
— Время идёт, но мы по-прежнему остаёмся друзьями, — различаю горечь в его голосе.
— А качели как здесь появились?
— Не поверишь, но двенадцать лет назад мы сами установили их здесь, чтобы сюда могли явиться не только мы, но и другие желающие, нуждающиеся обрести душевную гармонию. С тех пор это место стало особенным для многих, — выдержав паузу, его грудь подпрыгивает от едва слышной усмешки. — В основном, конечно, сюда приходят парочки, но я предпочитаю бывать здесь в одиночестве, а потом, когда внутренний монолог исчерпан, обычно выхожу в океан. Это немного отвлекает от суеты.
Мне кружит голову от подробностей, а может от высоты, на которой мы сейчас находимся. Или вовсе от того, что стольких слов в одном предложении из уст Даниэля я не слышала ещё никогда. И эти слова согревают меня, словно пуховое одеяльце. Греют не только слова, но ещё и то, как он смотрит сейчас на меня. Если бы не луна, то я не смогла бы разглядеть эти глаза, в которых играют её отблески. Этот пристальный взгляд блуждает по моему лицу, и оно начинает потихоньку пламенеть от разрастающегося смущения.
Я перестаю дышать, когда его глаза опускается на мои пересохшие губы. От неизвестного волнения внутри меня всё скручивается тугим узлом, коленки дрожат, а пальцы сильнее впиваются в плед. Судорожно втягиваю в себя воздух, когда он наклоняется ко мне.
— Что с тобой? Ты замёрзла? — вопросы приводят меня в чувство, но ненадолго, потому что его дыхание, ощутимое на моём лице, напрочь отбивает желание что-либо говорить своим ртом. Я убеждена, что именно сейчас он предназначен совсем для другого. Я уже предвкушаю поцелуй, поэтому прикрываю глаза в ожидании действий. — Не вставай с качелей, я сейчас вернусь. Хорошо?
Полнейший облом.
Глава 26x
Наивная, размечталась о поцелуе?
Да, сказочная обстановка здесь ещё как располагает к романтике и некой таинственности, но с чего я вдруг решила, что он привёл меня сюда за порцией романтики? Наверняка, он просто ищет острых ощущений.
Надеюсь, он не заметил, как я буквально размякла в сладком томлении, выжидая момент сокрушительного поцелуя.
Может, поэтому он и бросился от меня наутёк? Конечно! Какая же ты дурочка, Лекси!
— Поднимайся, мечтательница, — появляется он возле меня, да так резко, что я подпрыгиваю на качелях.
— А? Мы уже уходим? — теряюсь, не решаясь посмотреть ему в глаза, в которых, вероятно, отплясывают озорные чертята. — А как же хот-доги?
Если быть честной, то мне совсем не хочется уходить из этого волшебного места. Я не отказалась бы вооружиться тёплым пледом и кружкой горячего чая, чтобы провести на этих качелях всю оставшуюся ночь, дожидаясь красочного рассвета. Но не судьба. Я уже успела наскучить Вульфу, поэтому он решил избавиться от меня как можно скорее.
— Это подождёт! С утра купим свежие! Сейчас нам нужно спускаться вниз, — не успевает он договорить фразу, как я уже поднимаюсь на ватные ноги и цепляюсь за его руку, не до конца вникнув в смысл сказанных им слов.
— Куда? Вниз? — взвизгнув, прихожу в ужас. Смотрю на ту пропасть, из которой сейчас доносится моё эхо и потихоньку пячусь назад. — Да ну нафиг! Я ещё пожить, знаешь ли, хочу!
— Вниз-вниз, — лукаво произносит, сощуривая глаза. — Неужели такую храбрую девушку может остановить такая глупость, как высота?
Ещё как может! Да! Да! И ещё раз да!
— Не-е-е-т! Что ты?! Высота — пустяк для меня! — отмахнувшись, выдавливаю из груди тревожный смешок. Хочу казаться бесстрашной в его глазах, но не могу бороться с собственной дрожью, атакующей меня с новой силой.
— Вот и отлично. Тут же совсем не страшно! — движется он напрямую к обрыву, а мои ноги, словно пристыли к земле.
Я не сдвинусь с этого самого места ни на шаг. Только через мой труп!
— Ты точно псих! — начинаю вопить, пытаясь вразумить и остановить его. — Ладно, блин! Я очень боюсь высоты! Жуть как боюсь! Поэтому чёрта с два я пойду за тобой. Спускайся сам. Только напомни, какие цветы ты предпочитаешь?
— Это тебе ещё для чего?
— Чтобы возложить их к твоему надгробию, когда тебя соберут по кусочкам и захоронят в закрытом гробу! Тут же обрыв! — выходя из себя, я начинаю размахивать свободной рукой у его лица, забавляя тем самым его ещё больше. — Самая настоящая, мать твою, пропасть! Только чокнутый способен на подобное безрассудство! Извини, но сегодня к их числу я не отношусь.
Вижу, как щёки Даниэля медленно надуваются, а после он оглушает меня заливистым смехом, который я теперь слышу с каждым часом всё чаще и чаще. Но должна отметить, что мне нравится этот его заразительный смех.
— А я ведь знал, что храбрая ты только на словах, — легонько щёлкает меня по носу, отходя от обрыва. — Ладно, мармеладка, не стану тебя переубеждать.
Он тянет меня за собой в сторону машины, я успокаивающе выдыхаю при виде её, но понимаю, что до спокойствия мне далеко. Оглянувшись напоследок, я всматриваюсь в тёмную пучину.
Любопытство моё враз становится