class="p1">– Работать ртом, – заметила ректор словно бы себе под нос. Я вспыхнула, встретилась с ней взглядом. Неприязнь на ее лице сменилась откровенной ненавистью. Так, кажется я нажила еще одного врага, знать бы еще почему. Хорошо, что меня успели исключить.
Я прокусила губу. Молчать. Надо молчать. Нельзя устраивать базарную свару. Скандал лишь выставит меня недалекой истеричкой и сыграет ей на руку.
По счастью, инквизитор удивительно вовремя напомнил о себе:
– И вы полагаете, что я поверю свидетельству ведьмы?
– Не ведьмы, – ответил Винсент. – Магии.
– Есть две версии заклинания, позволяющего определить следы вмешательства в разум, – вмешался седой. – Одна – просто посмотреть и рассказать, что именно удалось увидеть. Она не подходит: на первом курсе такие чары не сплести.
Интересно, дедок-то откуда знает про разновидности заклинания? Некромантов же вроде не осталось? Или, как там говорил Винсент, «хорошее образование и широкий кругозор»? Этот явно был из тех, кто к старости не выживает из ума, а успевает накопить огромный опыт и использует множество знаний. Что он преподает, интересно?
– Да и как сказал генерал-инквизитор, на слово он не поверит, – продолжал седой. – Я на его месте тоже бы не поверил.
– Для таких случаев есть заклинание-испытание, – подхватил Винсент. – Чтобы его создать, понадобится схема, в которую потом вливают силу. Так же, как когда поднимают мертвеца, чтобы расспросить. Это медленней, зато результат очевиден всем присутствующим. Вам не придется верить на слово ведьме, все покажет магия. Обычай предписывает, чтобы за испытанием наблюдали три свидетеля. Вы, Клаус, будете четвертым.
Он огляделся.
– Остальные, впрочем, тоже могут остаться. Уважаемые коллеги проследят, чтобы никто не полез не в свое дело, а студентам будет полезно посмотреть для общего развития. Профессор Стерри. – Он поклонился седому. – Окажете нам честь?
Я вспомнила, при каких обстоятельствах слышала это имя, и едва не уронила на пол челюсть. Йон Стерри, тот, кто должен был научить меня этикету и грамоте. Я полагала, что это какой-нибудь ассистент, не способный на большее, или молодой преподаватель, дожидающийся свободной ставки или как оно называется здесь. Но этот старик был ох как непрост… Надо будет на досуге расспросить Винсента… если у нас будет тот досуг.
– Это честь для меня, – вернул поклон Йон Стерри. – Огляделся. Госпожа ректор?
Женщина коротко поклонилась и шагнула вперед. Я мысленно ругнулась – только ее внимания мне не хватало для полного счастья. И без того не уверена, что… нет, теперь уж назло ей придется справиться! К тому же на лице Винсента не появилось недовольства, а профессор Стерри вроде как на его стороне.
– И… – седой снова огляделся. – Коллега Ной?
На свет вышел брюнет лет двадцати пяти. В нашем мире я бы сочла его студентом.
– Боевик, – шепнул мне на ухо Винсент. – Из очень древней семьи.
Признаться, я не поняла, к чему это он, но снова заговорил Йон Стерри, и я предпочла молчать и слушать.
– Задача наблюдателей – убедиться, что схема выстроена правильно, без каких-либо изменений, способных исказить результат испытания. И засвидетельствовать, собственно, сам результат.
– А кто поручится за их беспристрастность? – не унимался инквизитор.
Тот, кого назвали Ноем, вскинулся, и я поняла, почему Винсент упомянул его происхождение. Отпрыск знатной семьи, если сочтет себя оскорбленным, может сильно усложнить жизнь даже инквизитору. Но заговорить Ной не успел.
– Вы усомнитесь в моем слове? – что-то в голосе седого заставило меня поежиться.
Инквизитор открыл рот, закрыл его, снова открыл:
– Я не намеревался никого оскорбить, – выдавил он, наконец. – Лишь хотел…
– Лишь заставили нас устраивать испытание посреди ночи, вместо того, чтобы благополучно разойтись по своим постелям, – перебил старик, и я поняла, у кого Винсент перенял тон, от которого, кажется, кровь в ледышку смерзается.
Инквизитор тоже сдаваться не собирался:
– Не я это затеял.
– Но вы сделали все возможное, чтобы…
– Довольно препираться, господа, – вмешалась ректор. – Профессор Стерри прав: уже глубокая ночь, и нам всем хорошо бы отдохнуть. Коллеги, благодарю всех за помощь, вы свободны. Конечно, если кто-то хочет остаться, мешать не будем.
– На полигон? – поинтересовался Винсент.
Ректор, кивнув, зашагала прочь. Остальные потянулись за ней нестройной толпой. Винсент, обняв меня за плечи, повлек следом. Я позволила себе на миг прижаться к нему, чтобы ощутить хоть толику его уверенности. Лишь на миг – слишком много любопытных глаз было на нас устремлено. Хотелось сбежать, спрятаться, чтобы прийти в себя, слишком много потрясений свалилось на мою бедную голову. Но приходилось идти с остальными, натянув на лицо вежливую полуулыбку, которая так хорошо скрывает истинные чувства.
Как рассказал мне по пути Винсент, сам полигон, где тренировались боевые маги, был огромен – бывало, что новички умудрялись заблудиться так, что приходилось объявлять поиски.
Место, где мы остановились, напоминало дворовую футбольную площадку, разве что вместо ограждения был плотный кустарник высотой в человеческий рост. Под ногами же оказался… асфальт?
Не поверив своим глазам, я пошоркала ногой, проверяя, не ошиблась ли. Не удержалась и наклонилась потрогать, за что удостоилась презрительного взгляда ректора.
– Смесь мелкого щебня и растопленной смолы, которая всплывает иногда со дна моря, – пояснил Винсент, заметив мое любопытство. – Довольно редкая вещь, неудивительно, что ты раньше такой не видела.
Я хмыкнула про себя, но время для откровений было явно неподходящим – площадку уже заполнили любопытные. Поместились не все, большая часть зевак сгрудилась у арки, сплетенной из ветвей деревьев, обозначающих вход. Люди вытягивали шеи и таращились на тех, кто оказался в центре площадки. Винсент медленно обвел взглядом толпу, и, стоило ему посмотреть на кого-то в упор, как человек начинал пятиться. Вскоре все, кто проскользнул за нами на площадку, теснились у кустов, и в центре остались лишь мы вшестером. Я, мой новоявленный муж, трое свидетелей и генерал-инквизитор.
Глава 17
Винсент извлек из воздуха потрепанный том, раскрыл где-то посередине.
– Вот схема.
Но в книгу вцепился инквизитор прежде, чем я успела сунуть туда нос.
– Я должен убедиться, что вы не пытаетесь меня обмануть.
– Пожалуйста, – Винсент разжал пальцы. – Только аккуратней, прошу. Это семейная реликвия.
– Вы же сирота.
– Но семья-то у меня теперь есть. – парировал Винсент. —Так почему бы этому сборнику не стать семейной реликвией?
Семья… Это я-то – семья?
Если детдомовские записи не врали, моей матерью была уборщица с рынка, мигрантка без документов, разродившаяся в обсервации. Она сбежала из роддома до выписки – ведь если отказываться от ребенка официально, пришлось бы всю жизнь платить алименты, и значит, о ее позоре узнали бы все. Что ж, хоть в мусорный бак меня
