рядом вместе с окровавленным инструментом. Несколько зубчиков ножовки были погнуты. До сих пор не могу забыть стеклянные мертвые глаза, позеленевшую кожу и жужжание трупным мух. Как я ненавижу этих тварей.
В комнате наступила тишина. Асмер осекся, он вполне мог избежать настолько подробного описания, но картина перед глазами была столь отчетливой, что избежать деталей было невозможно. Однако, Мирра нисколько не смутилась, будто ее совсем не погули подобные рассказы. Что вполне понятно: на службе в церкви Крови приходилось иметь дело с трупами.
– То есть, та девушка все это сделала? – спросила Мирра.
– Все походило на то, – Ответил Асмер. – Кроме того, она пыталась спрятать тело. Это и было странно.
– Почему же?
– У меня не было сомнений, что убийца – жена. Она была явно не в себе. Но, если так, то зачем она пыталась скрыть следы преступления. В таком состоянии вряд ли есть потребность прятать тело убитого. Один из полицейских меня тогда спросил: «Как вы думаете, убийство было совершенно до или после, как девушка сошла с ума?» – Я честно ответил – «Не знаю».
Тем не менее, ее отправили в психиатрическую лечебницу для особо буйных, хотя на буйную она никак не походила. Кроме того, один момент у меня не как не выходит из головы каждый раз, когда воспоминания обращаются к этому убийству. Когда девушку посадили в тюремный экипаж, я видел ее взгляд из заднего окна. Он был ясным, а читалось в нем лишь непонимание.
В комнате повисло молчание.
– Извини, что я рассказываю тебе все это. Наверное, все эти ужасы – не то, что следует рассказывать кому-либо перед сном, но я вдруг почувствовал, что мне нужно поделиться, рассказать эту историю, чтобы она окончательно оставила меня.
– Не волнуйся об этом, – хмыкнула Мирра, – кровь и искореженный людские тела меня совсем не пугают. Слишком привыкла к их виду, чтобы бояться. Пришлось привыкать.
– О чем ты?
– Приют церкви крови, – тихо сказала она, – там нельзя было быть робкой, если не хочешь конечно быть голодной или истерзанной розгами. Мы работали в госпитале, отрабатывали, как нам говорили, долг перед приютом. До сих пор не могу забыть того мужчину, пьяницу, с почерневшей, полусгнившей ногой. Ее пришлось тогда ампутировать…
– Сколько тебе было?
– Около двенадцати.
– Многие ломались, – сказала Мирра подавленным голосом, – их отвозили куда-то в приют на окраине города – ужасное место, как мне представлялось.
– Почему ты не ушла? Почему осталась служить церкви Крови?
– Сама не знаю. Может просто не знала, чего хочу от жизни, а может просто боялась того прияюта на окраине, куда отправлют ненужных детей.
– А я думал, что приют церкви Души – худшее место на земле. Видимо, когда думаешь, что тебе не сладко, всегда найдется тот, кто с радостью бы оказался на твоем месте.
– Я сразу поняла, что ты сирота. В твоих глазах читается это. Но ты больше не один.
– Мне жаль, что тебе пришлось через это пройти. Этот город… – Асмер прижал к себе Мирру.
– Это в прошлом. Сегодня же, будь уверен, я буду спать крепче, чем когда-либо, – мило улыбнулась Мирра. – Ведь впервые за долгое время, я чувствую, что я именно там, где должна быть.
***
Асмера разбудил чей-то голос, чье-то негромкое, но мешающее спать, бормотание. Он открыл глаза.
На улице было темно, а фонари уже светили. Глубокая ночь.
Асмер сел и повернул голову направо. Пепельные волосы Мирры были раскиданы по всей подушке так, что лица практически не было видно. Она спала спиной к Асмеру, свернувшись клубочком и укутавшись в одеяло.
– Амелия, вытащи палку изо рта, это не леденец, – пробубнила сквозь сон Мирра. – Гретта! Она меня совсем не слушается.
– Амелия. Видимо, так звали одну из девочек, – шепотом произнес Асмер.
– Ты что, хочешь, чтобы у тебя завелись паразиты, давай сюда палку… А, ну стой, негодяйка, вот расскажу я твоей матери, – Мирра все не унималась. На ее, сквозь волосы стала видно улыбку. Она была счастлива.
Асмер не стал ей мешать. Поднявшись с дивана, он подошел к окну. Отдернул плотную штору и посмотрел во двор. Там было пусто. С облегчением выдохнул и взглянул на часы. До рассвета было еще около трех часов.
Только он, было, собрался снова лечь, как сзади него раздались крики:
– Нееет, не трогай их. Нееет Гретта, Амелия, София, что ты сделал, чудовище? Почему все в крови? Неет не трогай меня, не трогай. АААА.
Мирра истошно вопила, махая руками и ногами так, что постель скомкалась и превратилась в мешанину из плотной ткани.
– Мирра. Мирра. Проснись. Это только сон. Проснись, – Асмер осторожно погладил ее по голове. Это помогло.
Мирра раскрыла глаза, наполненные слезами, и посмотрела на Асмера.
– Мне снилось что… что…Это был он, – Мирра бросилась к нему в объятья.
– Тише. Я знаю, знаю, – Асмер гладил ее по голове и мокрой от пота спине. – Все уже кончилось, ты в безопасности. Никто тебя здесь не тронет.
– Обещаешь? – Мирра подняла на него мокрое от слез лицо.
– Да, обещаю.
– Я так надеюсь, что девочки в порядке, они такие маленькие, такие невинные, а если…если…
– Я тоже надеюсь, так надеюсь, что они в порядке, – Сказал Асмер, не переставая гладить ее голову.
– Мне так хорошо тут. С тобой я чувствую себя в безопасности, – Мирра улыбнулась.
– Оставайся сколько захочешь. И … мне тоже хорошо с тобой.
Он смотрел в ее большие зеленые глаза, наполненные слезами, смотрел на ее губы, дрожащие от страха и боли, и чувствовал, как где-то глубоко в груди пылает огонь, не обжигающий и опаляющий, а ласковый и греющий. Асмер обнял всхлипывающую девушку и прижал ее к себе, почувствовал ее мокрое лицо на своей шее. Через какое-то время судороги рыданий прекратились.
Мирра спала, но Асмер не мог похвалиться тем же. Сон все никак не приходил. Мешали мысли, что забили голову. Он все думал о рассвете, думал о словах Недларда, о его предложении – странствии в поисках ответов.
– Все это как-то связано с убийством Арне Кристенсена, – подумал он. – Вопросы, на которые мне нужны ответы, там рядом с Недлардом.
– Не будь дураком, – ответил Асмер сам себе. – Дело раскрыто, убийца найден.
– Я знаю, ты сам не веришь, что это правда. Убийца может и найден, но убийство совсем не раскрыто. За Миррой кто-то следил, и, будь я проклят, если это не из-за того, что я втянул ее в это.
– Вот именно, – не унимался второй голос. – Ты втянул ее в это, а теперь хочешь бросить
