Зазвонил телефон. Мадам Антуан подошла к нему, сняла трубку и прикрыла рукой.
— Моник, поговорим в следующий раз. Вижу, ты устала. Bonsoir.[53]
По дороге домой юная швея предалась размышлениям. Сможет ли она подружиться с этой гордячкой? У них ничего общего, кроме моды…
На следующий день Моник прихватила на работу свои зарисовки. В первый раз (боялась, что коллеги узнают о мечте стать дизайнером и засмеют). Софи всегда уходила из дома на обеденный перерыв. Моник обогнала девушку и ухитрилась уронить перед ней свой альбом, рассыпав рисунки по лестнице. Софи остановилась и нагнулась, чтобы поднять эскизы.
— Спасибо огромное, — проговорила Моник, притворяясь взволнованной.
— Твои работы? — Софи взглянула на листы, затем на Моник.
— Да.
Скромница из Анжера протянула руку, но дочь мадам Антуан продолжала рассматривать рисунки.
— Занимаешься дизайном? — удивленно спросила она. — Очень здорово.
— Ничего особенного. — Моник отмахнулась от похвалы, хотя положила в альбом свои лучшие работы.
Софи отдала папку Моник.
— Я тоже моделирую одежду. Ты всегда выходишь на обед?
Девушки спускались по лестнице. Моник достала из сумки яблоко.
— Ем это и немного прогуливаюсь.
— Позволишь пригласить тебя на кофе?
Софи отвела новую подругу в свое любимое кафе на площади Мадлен.
— Я видела, как ты здесь обедала, — робко призналась Моник.
— А почему не поздоровалась?
— Не хотела отвлекать тебя от… грез.
Софи рассмеялась.
— Это мое обычное состояние, отвлекать даже полезно. Ты откуда?
— Из Анжера.
— Нравится Париж?
— Конечно, это же столица мира высокой моды!
— Да-да. Восхищаешься Шанель? В смысле стилем?
— Безупречная элегантность. Ни капли вульгарности.
— Как говорит Баленсиага, немного вульгарности не помешает. Уверена, он не имеет в виду, что женщина должна казаться вульгарной… Все дело в смелости.
— Не смею критиковать своих кумиров, — нахмурилась Моник. — А это как раз Шанель и Баленсиага.
Софи разломила напополам багет и протянула Моник.
— Угощайся. Я не голодна.
Этот жест умилил Моник. Она приняла хлеб.
— Где ты живешь? — спросила стажерка.
— Арендую мансарду в Шатле у двух сестер-модисток.
— Как необычно! — Софи засмеялась, потом пристальнее посмотрела на собеседницу. — Как тебя зовут?
— Моник.
— Я — Софи.
Девушки пожали друг другу руки.
— Тебе не нравится в мастерской? — спросила Моник.
Софи состроила гримасу.
— Если я собираюсь стать модельером, то должна научиться шить. — Она указала на свой костюм.
— Превосходная вещь, — сказала Моник. — Его сшила я.
— Безупречная работа, — восхитилась Софи. — Можем прямо сейчас организовать собственный maison de couture.
— Но на это нужно много денег! — удивилась Моник.
— У меня есть кандидат на роль спонсора. Его только надо убедить, что дело того стоит.
— По твоим словам, все так просто, — засмеялась Моник. — Я даже не мечтала о своем доме мод.
— Не ограничивайся, — посоветовала Софи. — У тебя отличные задумки.
Она прикурила и с жадностью затянулась.
Воодушевленная перспективами, ночью Моник не сомкнула глаз. Она еще ни разу не общалась с кем-то столь уверенным в себе и равнодушным к мнению других. Рядом с Софи девушка сама себе казалась серой мышкой.
— Здесь я буду встречать английских и американских модных журналистов, — Саманта встала у входа в «Деланж», когда к салону начали подтягиваться журналисты и редакторы.
Шел второй день показа, и к трем часам в доме собралась пресса. У Кристофера внутри все перевернулось, когда он взглянул на женщин, которые будут оценивать его работы. Элегантностью отличалась лишь пара-тройка редакторов, остальные были одеты совершенно безвкусно, некоторые — даже вычурно. У одной дамы на голове красовался омар — в знак hommage[54]к Эльзе Скиапарелли. Молодого дизайнера поразило, что самопровозглашенные прорицатели моды не всегда одевались хорошо и отнюдь не выглядели ухоженными, словно не желали соперничать с красивыми манекенщицами. Они уже просмотрели уйму моделей: по семь-восемь коллекций за день. Одурманенные красотой, пресыщенные изысканной французской едой и превосходным вином, как смогут они отличить хорошее от плохого?
Кристофер наблюдал, как Саманта встречала представителей «Вог». Юноша узнал редактора британского «Вог» — женщину приятной наружности, из среднего класса, напрочь лишенную вкуса. Редактор французского «Вог», как и следовало ожидать, оказалась стройной, высокой, элегантной, ухоженной и неглупой на вид.
— А редактор американского «Вог»? — шепнул он подруге.
— Еще не пришла!
Некоторые из собравшихся слишком задирали нос, другие и вовсе выглядели отталкивающе. Кучка мужчин чересчур важничала. Все боролись за позолоченные стулья, огрызаясь и даже хныкая, если не доставалось места в почетном первом ряду.
— И эти люди будут меня оценивать? — спросил Кристофер Саманту.
— Не оценивать, аплодировать! — Девушка едва успевала отвечать на воздушные поцелуи.
Дизайнеру льстило, что Саманта нарядилась в его короткое белое платье-рубашку, наспех сшитое для нее на прошлой неделе. «В такой день я просто не могу надеть „Шанель“ — одежду конкурирующего модельера», — решила для себя американка.
Часы на церкви Святой Магдалины пробили три раза.
— Пора начинать, — поторопил всех Кристофер.
— Без Ее Модного Величества? — выпучила глаза Саманта.
— Кого еще?
— Дианы Вриланд, редактора американского «Вог»!
Вдруг люди у входа засуетились — и по залу уверенно прошагала удивительная женщина в окружении трех помощниц. Черные волосы дамы были сильно залакированы, щеки — ярко нарумянены. Она прошла прямиком к центральному стулу в первом ряду, словно тот принадлежал ей по какому-то божественному праву.
— Миссис Вриланд, — благоговейно пролепетала Саманта, приседая в реверансе, и протянула Ее Величеству пресс-релиз, который вручила помощница.
Затем directrice подала знак, и показ начался.
