чтобы вы подвергали себя опасности, если здесь все же начнется война или с американерами, или с язычниками.
— С язычниками не начнется. Я — ведьма, если ты вдруг забыл.
Хорев в этот момент покивал мелко. Никлас, глядя на это, поморщился. Да, этот момент он упустил — язычники к ведьмам относились с особым уважением, и присутствие Катрин здесь для переговоров наоборот в плюс.
— Хорошо, оставайся здесь. Андрей, поехали.
Прощаться Никлас не стал, просто кивнул всем. Причем отметил что Катрин — судя по взгляду, и хотела бы сейчас поехать вместе с ним, но сдержала порыв. Действительно, ведьме заходить в церковь, тем более к американерам из религиозной общины, дело мягко говоря непредсказуемое.
Поэтому Катрин даже слова не сказала, хотя было заметно, что очень хочет. Горчаков, судя по взгляду — когда они сели вдвоем в джи-ваген, тоже многое бы хотел сказать Никласу. Но ограничился лишь одним вопросом.
— Никлас, у вас есть план?
— Конечно, как не быть. План есть, и я его придерживаюсь.
В другой ситуации Никлас, скорее всего и рассказал бы Горчакову о своей задумке. Но стоило выехать за ворота, как он оказался всецело прикован вниманием к дороге. Ведущий к американерам проселок был не слишком накатанным, в колеях лежал рыхлый и местами глубокий снег, и существовал совершенно неиллюзорный вариант того, что джи-ваген до места не доедет, а останется среди зимнего леса. И с американерами придется разговаривать на дороге, когда они сами поедут на отряд-заставу в поисках ответов на вопросы.
Несмотря на опасения Никласа, до общины американеров доехали, причем довольно быстро. Миновали распахнутые и неохраняемые ворота, покатили по расчищенной дороге среди аккуратных одноэтажных домиков. На улицах поселка было совершенно пусто — похоже вся община собралась на проповеди.
Длинное здание миссионерской церкви было — единственное на всю общину, покрашено в белый цвет. Единственное покрашенное и самое большое — высотой в два этажа, оно возвышалось над всеми остальными домами. Неподалеку от церкви на площади аккуратным рядом стояло больше десятка машин.
Когда Никлас припарковался, на улице по-прежнему не наблюдалось ни одного человека. Вышли из джи-вагена, направились ко входу в церковь. Горчаков со своей тростью на вытоптанном до плотного и скользкого состояния снегу запаздывал. Никлас остановился его подождать, взялся за ручку. Выдохнул, зажмурился, собираясь с духом.
«Иудина правда погибельна, а ложь иногда необходима», — прошептал он, готовясь к поединку смыслов.
— Никлас, вы что собираетесь делать? — поинтересовался заметно напряженный Горчаков, который наконец подошел.
— Поговорим немного, — одними губами улыбнулся Никлас.
Открыв глаза, он резко толкнул дверь, заходя внутрь. В момент их появления пастор — в белой с красным мантии, что-то говорил собравшимся. Но сразу осекся, едва увидев гостей. Никлас уловил только, что пастор говорил на русском — и только сейчас понял, что в его плане был некоторый изъян: если бы американеры русского языка не знали, сейчас было бы непросто.
Обстучав ноги от снега, Никлас с Горчаковым двинулись по центральному проходу между рядов скамей с прихожанами, приближаясь к алтарю. Слева от него стояла деревянная стойка с закрепленными портретом улыбающейся Мэри Смит — та же фотография, только увеличенная, которую Никлас уже видел; справа — небольшая стойка-кафедра для выступлений, за которой расположился пастор. Высокий, худощавый, с длинным крючковатым носом.
Преподобный молча смотрел на визитеров — причем в его взоре не было неприязни. Скорее, как определил Никлас, во взгляде пастора теплилась надежда. Подойдя ближе и кивнув ему, Никлас вопросительно показал на кафедру. Стараясь не допускать при этом внешне ни малейшей тени неуверенности. Сработало — пастор, не задавая вопросов, отступил, освобождая место.
Никлас оперся руками на стойку, осмотрел присутствующих. Самые разные лица, самые разные взгляды — от сдержанного интереса до откровенной злобы, с которой смотрел, например, вон тот мужчина с залысинами и в клетчатой рубашке.
— Меня зовут Никлас Бергер. Граф Никлас Бергер. Московский Государь-Император счел нужным выдать мне патент офицерского звания и вверить мне командование группой ратников. Я прибыл сюда за справедливостью, и я, как и вы, верю в Бога.
Ложь далась Никласу легко. Может быть потому, что это и не ложь — вдруг подумал он. Сделав небольшую паузу, Никлас выдохнул — как перед прыжком с десятиметровой вышки. Продлевая паузу — последний раз собираясь с мыслями, открыл лежащий на кафедре псалтырь. Он не видел расплывающиеся буквы — взгляд его был сейчас направлен вглубь воспоминаний, в очередной раз прокручивая сцены в памяти. Но сквозь эту картинку перед внутренним взором вдруг проступили строки, и Никлас неожиданно для себя прочитал:
— Тогда одно утешит нас, что мы все вместе в трудный час, взываем к Богу…
Сделав долгую паузу, Никлас резко захлопнул псалтырь. Подняв глаза от книги, он еще раз осмотрел сидящих перед ним людей. Самые разные люди, самые разные взгляды.
— Часто ли мы говорим Господу: «Мы любим тебя?» — громко и звонко в наступившей тишине прозвучали слова Никласа. — Каждое воскресение. Эти слова даются нам легко и свободно. А знаете, о чем люди не любят говорить? О ненависти. Мне хорошо знакомо чувство ненависти. Оно зарождается здесь, глубоко внутри, — похлопал по левой стороне груди Никлас. — Здесь оно зреет, наливается силой, а потом выплескивается наружу вместе с дыханием. Зубы скрипят так, что кажется будто они раскрошатся. Я ненавижу тебя, Господи! Я ненавижу тебя! — громко закричал Никлас, с силой хлопнув ладонью по стойке кафедры.
Он заметил, как расширились глаза слушателей, как многие из них вздрогнули; злобно смотревший на него мужчина с залысинами даже отшатнулся, с громким звуком ударившись спиной в спинку скамьи.
— Вы наверняка произносили эти слова раньше, я в этом уверен. Мы все их произносили…
Никлас продолжал говорить. Американеры продолжали слушать.
Сразу после того, как опричная группа Бергера приступила к тренировкам, Никлас получил на свой командирский планшет большой архив информации с грифом «Для служебного доступа», где содержались закрытые к свободному ознакомлению знания цивилизации прошлых веков. Самая разная подборка, от учебников до произведений массовой культуры, в числе которой был сериал «Карточный домик», созданный в США — могущественном государстве погибшего мира. Сериал был рекомендован для просмотра опричникам как исторический, и его обсуждению полагалось сразу несколько лекций с комиссарами; а сцену, когда американский политик выступает в церкви перед общиной американеров — еще той, старой Америки, Никлас смотрел с десяток раз и произнесенный героем текст накрепко запомнил. Несознательно, просто так получилось —
