Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
Увидев ее сегодня, на исходе майского вечера, старик вдруг заметил в Вике легкую перемену. Он воспринимал все сегодня слишком остро, и, глядя на милого, давно знакомого ребенка, он в первый раз понял, что уже расходятся слегка края бутона — в нескладном подростке стала заметна юная женщина. Да, именно он, старик, первым это заметил и обрадовался. Во взгляде, в движениях Вики угадывалось нежное, отчаянное, безрассудное желание — любить.
Какое-то время он любовался ею — очень чисто и целомудренно любовался — так на женщин не смотрят, не видя ни лица, ни тела, так смотрят на иконы, замечая лишь одно сияние, свет вокруг чела, и потом смутился страшно, точно подглядел что-то недозволенное.
А она ходила по двору, качалась на детских качелях, ладонями касалась деревьев, их коричневой морщинистой коры касалась розовыми ладошками своими. И не догадывалась ни о чем, и не замечала ничего, даже собственного сияния пока не замечала. (Если б можно было стать деревом!)
Старик так разволновался, что заставил себя отойти от окна. Постоял возле стола, покрутил ручку приемника. Приемник побулькал немного и стал выдавать последние новости.
Как странно — он, Михаил Рубцов, совершенно никакого отношения не имеет к этим новостям, и он никогда больше ничего в этом мире не изменит. Раньше — мог, да, тяжелыми сапогами ходил по Европе, давил нечисть всякую, а теперь — все. Он старик. Он даже не имеет права глядеть на девушку за окном. Его время кончилось.
После новостей радио разразилось рекламой, потом еще побулькало немного и вдруг сказало нечто, чего старик как будто уже давно ждал.
Не ослышался ли? Нет. Так и есть:
— …исполняет Давид Миркин. Запись из фондов радио.
Мгновение спустя — нежнейшая, чистейшая гармония разлилась по комнате, вместо солнца осветила темные углы. И вот уже за окном, обвитым кудрявым плющом, над зеленым лугом полетели пчелы, теребя махровые шарики клевера, торжественно и тихо поплыли облака, а навстречу юному, милому мальчику Мише Рубцову бежала она — среди зелени и сини, в гудении пчел — она, вечная весна, юная регулировщица. Со светлыми кудрями над светлым лбом, с лицом Вики, внучки Устинова. Виктории.
Сбылось. Он, Миша Рубцов, нашел ее. Вновь увидел въявь, живой и прекрасной.
Старик подошел к радио. Додик играл хорошо, в этот раз — на скрипке, на своем «главном» инструменте, и ему подпевали тысяча других голосов. А еще — в этот раз он не сбивался, не кричал проклятия. Простил «им» окончательно?
Бедный Додик умер лет десять назад — теперь уж не спросишь его. Старик с такой любовью представил его — кудрявого, нескладного, темпераментного, — что вдруг стал бережно протирать радиоприемник, не зная, как еще выразить свои чувства.
— Ну и что, — сказал он, глядя в темноту за окном, — я тоже простил.
Следующим утром Гуля заглянула в комнату к Михаилу Ивановичу и нашла старика мертвым.
Через сутки приехал из Питера сын Рубцова с внуком — парнишкой лет восемнадцати.
Старика похоронили с почестями. На панихиде присутствовали Гуля и Устинов. Гуля молчала, насупившись, а Устинов рыдал, точно ребенок, и все время кашлял.
Тем же вечером во дворе встретились внучка Устинова, Вика, и внук Рубцова, тоже названный Михаилом.
Молодые люди поболтали недолго, сидя на скамейке. Вроде ничего и не произошло.
Только в середине лета Михаил приехал в Москву, в институт поступать. Поступил. И в том дворе чуть не каждый день стал появляться.
* * *
Потом ушла из жизни Гуля. Устинов держался еще долго, очень долго. Но и он тоже ушел.
* * *
На майские махнули на дачу. Детей с собой вытащить не удалось — у них сессия. Да и не любили особо дети дачу, скучно им. Ну и ладно, вдвоем тоже хорошо.
Вика мыла окна, а Михаил подновлял забор. Возился долго, потом вернулся к дому — Вика протирала до зеркального блеска стекла. В шортиках до колен, белой майке, светлые волосы из-под косынки выбились. Сорок лет, а все как девчонка!
Солнце, пчелы гудели над травой… И музыка из дома — работал проигрыватель. Какая-то классическая, приятная музыка.
— Чему ты улыбаешься, Миша? — крикнула весело жена.
— Я вот думаю… У меня эта мелодия почему-то с тобой ассоциируется. Ты — такая же. Ты — как эта мелодия.
— Дай руку.
Она оперлась на протянутую руку, спрыгнула вниз. И звонко поцеловала мужа.
Точный расчет
Он родился еще в советские, скудные времена — когда все были равны и жизнь каждого человека подчинялась определенному порядку, нарушить который могло лишь чудо.
Его мать, Галина — не первой молодости женщина — работала кассиром в гастрономе, отец там же — мясником. В общем, жили чуть-чуть лучше, чем прочие граждане, измученные дефицитом.
Мать вырвала, выгрызла у жизни кусочек своего счастья: она, кроме эффектной внешности, ничем не обладающая, приехала из деревни в столицу по лимиту. Долго искала подходящего кандидата в женихи, вроде бы находила, а потом понимала с досадой — мимо! Потому пришлось пойти аж на восемь абортов. А как иначе? С «довеском» приличную партию не сделаешь! Наконец, с трудом устроилась в крупный московский гастроном и там уже нашла своего «принца».
Продавец мясного отдела, со связями по всей Москве (поди найди за просто так кусок хорошего мяса на прилавке в те времена!). И артисты со служебного входа к нему заглядывали, и профессора, и прочие нужные и интересные люди…
Но — женат и детей двое. Две девочки.
Это не остановило энергичную приезжую. Она билась за своего мясника, точно одержимая. Жизнь-то один раз дается… И получилось.
Мясник бросил жену с детьми, женился на Галине. Купили кооператив — двухкомнатную квартиру. Обставили ее красиво — хрусталь, ковры, сервизы, «стенка». Живи, да радуйся… Но была одна закавыка.
Мясник хотел сына. Собственно, он потому и бросил первую жену, что там одни девки шли. Так и заявил новой супруге — не родишь мне сына, и тебя брошу, хоть ты и точная копия Джины Лолобриджиды.
А у Галины — куча абортов, и годы уже не те, к тридцатнику близко. И чего-то не беременеет… Тогда начала она новую битву — за ребенка. Благодаря связям мужа нашла докторов, бегала по ним, какие только мучительные процедуры не делала… В конце концов — понесла.
Счастье безумное, и давящий по ночам ужас — а вдруг и у нее девка родится? Тогда уж точно все труды насмарку!
Но родился сын.
Когда старая сука медсестра, тоже лимитчица, впервые принесла его в палату и Галина приложила сына к груди, то она почувствовала себя настоящей царицей мира.
Сбылось. Свершилось. Теперь у нее есть ВСЕ.
И даже больше. Разглядывая сына, Галина заметила, что мальчик ее красив, очень красив. Остальные дети выглядели обычно — красные, сморщенные, щекастые, одинаковые.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
