Мне обрывком того конверта…
Но все равно было приятно, что творчество Поли так востребовано народом.
– Иди к нам! – окликнул Дэн диджея, слонявшегося по залу.
Диджей подошел и церемонно раскланялся со мной:
– Артур, разрешите представиться. Для всех Рур.
– Рур, – Дэн похлопал диджея по плечу, – не расстраивайся. Успеешь еще.
– А я и не, – сказал Рур, но было видно, что он чем-то расстроен.
Выступлением Поли?
– Рур у нас музыку сочиняет, – сказал Дэн, – насочинял. Теперь не терпится поделиться с публикой прекрасным.
– Почему мы не танцуем? – возмутился Рур.
И мы пустились в пляс всей компанией. Отжигали по полной. Особенно отрывался диджей Рур. Выкидывал замысловатые коленца, совершенно не попадая в ритм и такт. Но в этом и была свобода. От всего! Его тело – повышенной вытянутости – ломалось в острые углы, улыбка не сходила с уст, глаза чуть прищурены, казалось, он мурлычет про себя песнь восторга.
И вот посреди этого безудержного веселья и радости меня опять посетила мысль о трупах. Черт, оставят они меня когда-нибудь в покое?!
Я подумала, что в клубе-то прекрасно знали, что Тимофей Поднебесный уехал надолго из страны. Знали, кто-то ведь наверняка знал, что у него в Москве большая, хорошая квартира… Как раз удобный предмет для мошенничества.
Я остановилась, развернулась и пошла к столику.
Вот было бы весело, если бы все эти люди узнали, что меня подозревают в убийстве Тимофея Поднебесного! То есть вся их веселость тут же схлынула бы. Они смотрели бы на меня тревожно и настороженно. И с изрядной долей брезгливости.
– Вам плохо? – наклонился надо мною Дэн.
– Почему?
– Мне показалось… Вина?
– Вина.
Я имела в виду вино. Дэн – тоже. Но прозвучало это слово двусмысленно. Вина. Да, и вина тоже. Я была совершенно не виновата во всей этой истории. Тем более в убийстве Тимофея. Но чувство вины – было. За что? Почему?
Мы сдвинули бокалы. Диджей Рур пил чай. Мало ли людей на планете пьют чай?
Поли закончила выступление под бурные аплодисменты.
Я пошла в гримерку. Обняла подругу. Выразила ей свой респект, нежность и любовь. И не я одна. В гримерку набился народ.
– Брависсимо!
– Шедеврально!
– Талант!!!
Полина компания отправилась продолжать кутить. А я поехала домой. В тот дом, в который мне не хотелось возвращаться.
– Что такая грустная? – спросил таксист.
– А надо веселиться?
– От грустных мыслей характер портится.
– У меня – ангельский.
– Да? – таксист внимательно посмотрел в зеркало заднего вида. В нем отражалась я – во всей красе своей остервенелой решительности. Да, видок. А ведь когда-то я беззаботно порхала по жизни. Была добра и мила.
Надо срочно что-то предпринимать! Как известно, все идет от головы. Сознание определяет бытие, что бы там ни внушали нам классики марксизма-ленинизма. Немедленно примусь за чистку своего сознания!
Я вошла в дом непреклонно лучащаяся доброжелательностью и радостью бытия.
Антон посмотрел на меня и ушел в кабинет.
– Ты с собакой гулял? – со счастливой улыбкой спросила я спину мужа.
– А ты как думаешь? Ночь на дворе, – пробурчала спина.
– Да? Уже?
– Она еще и издевается!
– Кто?
Антон сумеречно уставился на меня.
– Антон, я хочу с тобой поговорить. Мне очень нужно с тобой поговорить, – голос мой дрогнул, – я не могу больше жить в таком напряжении. Мы с тобой так давно знакомы…
– Ах, мы знакомы? – Антон стоял напротив и внимательно меня рассматривал.
Я даже попятилась от этого непримиримого взгляда.
– Но было же что-то хорошее, – умоляюще сказала я.
