— Спасибо, — вдруг раздается за спиной.
Не дай бог мне в этот момент держать в руках осколок — точно бы порезалась, ошарашенная словами благодарности.
От необходимости отвечать меня спасает Маша, забегающая в дверь.
— Анна Павловна в колидоле.
То, что ей запрещено заходить в комнату к Адаму, я поняла еще тогда, когда она удивилась, стоило Маше рассказать о плохом самочувствии папы. Выйдя в коридор, забираю у женщины принесенный веник, не забывая при этом ее поблагодарить, а после возвращаюсь в комнату.
Убрав остатки осколков, выношу все на кухню и возвращаюсь в комнату, застывая прямо на пороге, потому что в Адам рассказывает Маше стишок, а та, свернувшись клубочком у него не плече, внимательно слушает.
Эта картина заставляет мое сердце сжаться сильнее. Я почему-то думаю о том, что воспитывать ребенка, да еще и девочку, в одиночку, не так-то легко, как может показаться на первый взгляд. Он ведь с самого рождения с ней, с пеленок. Наверняка и кормил, и носил на руках, и менял памперсы. Вот откуда у него решительности и уверенности в уходе за Родионом больше, чем у меня.
— О, мама, — отвлекается Маша, заметив меня в дверях. — Иди к нам, я подвинусь, — и хлопает ладошкой рядом с собой.
Я делаю глубокий вдох и двигаюсь к кровати, ложусь рядом с Машей, стараясь при этом лечь не слишком близко к мужчине, но у малышки на это свои планы. Она быстро хватает меня за руку и перебрасывает ее через себя так, что моя ладонь оказывается на здоровой стороне живота Адама. Она хотела, чтобы я обняла ее, а получилось так, что я обняла и ее, и одновременно вторглась в чужое личное пространство. Впрочем, Адам, кажется вовсе не против.
— Пап, ласскажешь еще что-то? А мы с мамой послушаем.
Глава 26С момента ранения проходит несколько недель. Адам заметно поправился, стал вставать и, даже, уезжать. Будто и не было ничего, но я-то все помню. Поговорить у нас так и не получилось, потому что он тщательно избегает попыток серьезного разговора. Да я и не настаиваю, стараясь как можно меньше общаться и попадаться ему на глаза.
После последнего вечера, когда я вынужденно обрабатывала его рану, во мне что-то сломалось. Я вдруг почувствовала, что начинаю привыкать и больше не испытываю той неловкости, что была в самом начале. Это испугало меня и теперь при любой возможности я стараюсь избегать Адама.
Он, кажется, вовсе не против.
Тем временем, мы все больше сближаемся с Машей. Она приходит к нам с Родионом каждый день после занятий, а еще мы вместе ходим гулять. Малышка с усилием катит впереди коляску и рассказывает о том, что узнала нового от учителей.
С Адамом, по хорошему, поговорить бы о Маше и о занятиях, большинство из которых, я уверена, ей не нужны в этом возрасте. А еще о школе. Она ведь здоровая девочка, без отклонений и проблем, почему он не отдает ее в школу? Ей нужно социализироваться, в конце концов.
Поговорить хотелось, но я все никак не решалась.
— Мама, — кричит Маша, когда мы с Родионом выходим гулять, а она появляется следом и бежит к нам. — На сегодня всё, — она улыбается во весь рот. — Какие у нас планы?
— Погуляем, можно будет порисовать, как ты на это смотришь?
— А Лоди купать будем?
— Конечно!
От недавнего времени Маша помогает мне с купанием Родиона. Да и вообще она все сильнее привязывается к братику, а я — к ней. Сама того не замечая, с легкостью принимаю ее, как родную дочь, с ужасом понимая, что не смогу уйти и оставить ее. За это время она стала мне родной, но это ни капли не странно, ведь когда она на меня смотрит, мне хочется рвать на себе волосы, хотя я ни в чем не виновата.
Иногда Маша тоскливо так улыбается и будто со стороны смотрит на меня и Родиона. А изредка в ее глазах читается страх. Девочка успела привязаться и ко мне, и к братику, поэтому ей ужасно страшно, что однажды она проснется, а нас не будет. Я и сама не могу этого представить.
Интересно, Адам понимает, до чего довел меня и собственного ребенка? Осознает ли он ту ответственность, что взял на себя? Теперь нельзя будет сказать “Ангелина, в твоих услугах я больше не нуждаюсь, до свидания”. Я знаю, что по закону не имею никаких прав на Машу, но если вдруг Адам решит отправить меня восвояси, буду стоять на своем и требовать с ней встреч.
От этих мыслей по спине пробегает холодок.
— А вот и папа! — кричит Маша и смотрит куда-то за мою спину.
Там и правда стоит Адам. Облаченный в черный костюм и голубую рубашку, он стоит, спрятав руки в карманы, и смотрит на нас. Одежда ему безумно идет. В ней он выглядит настоящим бизнесменом, хотя я по-прежнему не знаю, чем он занимается. То ли руководит какой-то компанией, то ли занимается криминалом. А после пулевого ранения и госпиталя, я уже ни в чем не уверена.
— Привет.
Поравнявшись со мной, Адам вытаскивает из кармана руку, приобнимает меня за талию и прижимает к себе, целуя в висок. Он делает так всегда при Маше. Видимо, хочет показать, что между нами все в порядке, а малышка радуется, глядя на нас, правда, один раз спрашивала, почему мы с папой не спим в одной комнате.
Я тогда сослалась на маленького Родиона, а сама думаю о том, что и Адам об этом наверняка думает. Он ведь говорил, что это дело времени и однажды мы будем спать вместе.
— Как ваши дела? — искренне спрашивает Адам. — У меня неожиданно освободилась вторая половина дня. Проведем ее все вместе? — спрашивает у меня, а затем переводит взгляд на Машу. — Что скажете? Поедем в торговый центр?
— Ула! — Маша аж подпрыгивает от предвкушения.
— Адам, я не…
— Ну мама! — тут же вклинивается в разговор Маша. — Пожалуйста! Там же есть целый лазвлекательный центл для детей. И Лоди пола уже куда-то выбилаться!
Перспектива провести весь день с Адамом меня отнюдь не радует, но я соглашаюсь, потому что не могу отказать двум глазам-озерцам, смотрящим на меня с такой искренней надеждой.
Маша убегает одеваться, а я вдыхаю полной грудью и замечаю пристальное внимание Адама.
— Я знаю, что нам пора поговорить, — произносит он серьезно. — Давай проведем этот день, ни о чем не думая, как настоящая семья. А вечером, я тебе обещаю, мы поговорим. Сядем в гостиной у камина, ты задашь интересующие вопросы, я честно на них отвечу.
