— Чего-то они часто сбрасывают одни отходы, — иронически заметила Рахиль Яковлевна, доливая себе в чай большую порцию рома.
— Да, в космосе зафиксированы какие-то странные объекты плазменного характера, — согласился Ген. — Попытки разобраться неизменно приводят к неумышленному абсурду. Но эта теория устарела еще во времена Стругацких и Лема, потому что никто не может выскочить из собственной истории. Разве мы не пытались перетащить, например, афганцев из каменного века в век индустрии? Пытались. Что из этого вышло? До сих пор мак выращивают. Иными словами, человечество не может самостоятельно преодолеть разрыв между цивилизациями. Выходит, мы только в начале пути. Должно быть, существуют дилеммы, о которых мы не имеем ни малейшего представления. Все дискуссии впереди. Мы только лишь заглядываем в Дыру и многие вещи невольно игнорируем. Если завтра Дыра откроется, то мы приблизимся еще на один шаг в понимании материи.
Ген устало откинулся на спинку стула. Глаза его блестели.
— А вдруг это вообще не инопланетяне, а свойство Дыры как таковой, без логики, без всякого повода к пониманию происходящего? — хитро спросил Калита.
— Тогда нам этого не пережить, ибо это будет не информационный мир, а хаос, который требуется нормализовать, но так как он бесконечно огромный, то, скорее всего, человечество погибнет.
— То есть захлебнется?
— Ну что-то вроде того.
— А что вы видели прошлый раз? — спросил Венгловский и прежде, чем закончил фразу, поймал себя на мысли, что в пещеру мгновенно вползла тишина.
— Как тебе сказать… — начал Калита, старательно подбирая слова.
— А чего говорить?! — удивился Ген. — То же самое, что и здесь, только солнце вращалось не с востока на запад, а наоборот.
— Я ничего подобного не видел, — заявил Калита и надулся, как мышь на крупу.
— Расскажи им, расскажи! — твердил Ген.
— Мы же договаривались, — упрекнул его Калита, — без фанатизма!
— Ну вообще-то, да… — согласился Ген и виновато посмотрел на Венгловского. — Понимаешь, в чем дело, нельзя этого говорить. Это надо увидеть. Там совсем другая структура. Скорее всего, это все же пикник на обочине, который устроили не существа, наделенные разумом, а некая материя. Еще Ницше говорил о «Бездне»: «Если ты долго вглядываешься в нее, то рано или поздно она начнет вглядываться в тебя». Мне это объяснение нравится больше. В общем, это неидеальный мир, потому что испортить его пара пустяков. Он не для людей.
— А зачем тогда мы туда премся толпой? — удивилась даже мудрая Рахиль Яковлевна Нищета, которая, казалось, на своем веку повидала все.
— А чтобы понять, — наивно объяснил Ген.
— Ну ты даешь, блин, ученый! Все запутал! Даже то, что казалось ясным и понятным. А ясным и понятным у нас был только коммунизм, — прокаркала Рахиль Яковлевна Нищета. — Щеки ее уже порозовели пропорционально количеству выпитого рома. — В любом случае, завтра все увидим, — добавила она.
— Рахиль Яковлевна, вы тоже идете?! — удивился Калита с намеком на ее возраст.
— Ну а как же? — удивилась она. — За своей долей. Имею я там свою долю или нет?
Ходили слухи, что она одна знает, как попасть в Дыру, что, якобы, у нее есть свой ход. Но Калита слухам не верил. Если бы знала, то давно попала бы думал он.
— Предупреждать надо, — проворчал он разочарованно.
Все было ясно: его, как пацана, обвели вокруг пальца. Узнали планы и еще кое-что. Перехитрили. Нехорошо, нехорошо, цепенея, думал он. И тут их тряхануло. Он машинально отметил время. На часах было пять двадцать.
Старуха исчезла прежде, чем он оторвал взгляд от часов, и Калита понял, что его так смущало: это была не Рахиль Яковлевна Нищета собственной персоной, а ее фантом.
— Ну не мог я! Не мог! — закричал Александр Ген. — Черт ее знает, что там у нее в ридикюле!
Это точно, подумал Калита. Дал я маху. Теперь войны не избежать. А воевать с Рахиль Яковлевной Нищетой он ох, как не хотел.
Они бежали по каким-то узким галереям. Калиту поражало, что поющие улитки «кудзу», чей голос обычно так приятно ласкал слух, теперь звучали подобно сиренам, и их вопли проникали сквозь землю и выворачивали душу. Хотелось упасть, заткнуть уши, забиться головой в какой-нибудь темный угол и самому выть — от боли, от страха, от ужаса. Не спасал даже шлем, словно его и не было на голове. Похоже, только Александр Ген знал, что делать. Втолкнул их в какой-то склеп и захлопнул за собой бронированную дверь. Вой тотчас снизился до комариного писка, и можно было выпрямиться и спокойно вздохнуть.
— Что это? — спросил Калита.
— Старое бомбоубежище. Я только его модернизировал. Поставил активную защиту. Водки притащил.
— Это хорошо, — сказал Калита. — Наливай!
— Долго они будут выть? — поинтересовался Венгловский.
— Это не главное, — сказал Ген. — Главное, что с вами сделала Рахиль Яковлевна.
— А что она с нами сделала? — удивился Калита.
— Повернитесь-ка. Так я и знал, — он произвел какие-то манипуляции на спинах Калиты и Венгловского и показал: — Датчики слежения.
— Ох, и Рахиль Яковлевна Нищета! Ох, и Рахиль Яковлевна! — воскликнул пораженный Калита. — Значит, не было никаких «наездников»?! Не было!
— Скорее всего, в действительности были, — сказал Александр Ген. — А явилась она по вашу душу, чтобы узнать планы.
Слава богу, мы не проболтались ни о чем серьезном, подумал. Калита. А между тем, у них с Геном был первоклассный план. Никто еще до этого не додумывался. А они додумались. Главное теперь было попасть в Дыру и избежать множество опасностей: встречи с Иваном Каземировичем Сидоровичем, Рахилью Яковлевной Нищетой, немцами, вояками, которые обязательно вышлют спецгруппу разномастных сталкеров и всех тех, действия которых предугадать было трудно.
Глава 6. Страсти-мордасти вокруг Дыры
«Анцитаур» приятно грел бок. Так приятно, что в какой-то момент Косте причудилось, что он спит с Иркой. Но как только он обнял ее и стал целовать, она ударилась в крик: «Хреновина!» Естественно, Костя очнулся.
Командир Березин, вцепившись в ноутбук, топал ногами и орал благим матом:
— Зависла, хреновина!!! Зависла, хреновина!!!
Бараско ничего не чудилось. Он безвольно, как тряпочка, висел на спинке кресла. Его «американец» валялся под ногами. В дверь колотили:
— Открывайте, подлюки!
Бронепоезд подавал длинные, протяжные гудки: «У-у-у!!!» и летел, как камень, выпущенный из пращи.
Должно быть, снова что-то случилось со временем, подумал Костя, выглянув в окно: снаружи только-только светало. А мы бежали днем, вспомнил Костя. Мелькающий лес казался сплошными черными декорациями. Неужели все дело в «анцитауре»? Неужели он спасает меня от неприятностей? Он сунул руку в карман. «Анцитаур» действительно был теплый и даже чуть-чуть пушистый, словно бархатный. И почему Бараско его остерегался, а Сидорович — боялся?
