Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 118
с тем, чтобы обсудить самую дерзкую свою акцию, запланированную на следующий четверг: прорваться в здание местного отделения городского совета на Кинг-стрит. Энсону, конечно, этого было мало[78]. Он полагал, что наступил подходящий момент для революции. Поэтому он настаивал на «неопределенной оккупации», которая хотя бы позволила им ознакомиться с документами городского совета ради каких-либо важных разведданных.
Спустя пять дней после того Джеффри Риппон, преемник Питера Уокера на посту государственного секретаря по вопросам окружающей среды, собрал пресс-конференцию, чтобы объявить о перспективах проекта реконструкции Ковент-Гардена. Это было великолепное политическое решение. Риппон поддерживал «в целом» проект 1968 года и благословлял городские власти на принудительное приобретение участков, но только при условии «существенных изменений». Во-первых, Риппон потребовал пересмотреть дорожную схему района. Во-вторых, «из числа действующих фабрик должно остаться больше, а масштаб новой застройки должен быть ближе к существующему характеру местности». Он разом потребовал сохранения двухсот пятидесяти зданий[79]. Наконец, чиновник призвал к «широкому сотрудничеству с общественностью». Таким образом, он был одновременно и за проект, и против. Риппон не мог находиться в прямой оппозиции к запятнанному главе городского совета и его соратнику по партии консерваторов Десмонду Пламмеру. Однако накануне предстоящих в апреле выборов в Лондоне ему необходимо было выразить и общественное мнение.
В тот самый вечер Энсон и Монахэн встретились в той же таверне со своей группой захвата для выработки окончательного плана назначенного на четверг штурма. «Ровно в пять двадцать пять вечера» они должны были встретиться с выделенными «подразделениями», чтобы захватить некоторые помещения в здании Совета Большого Лондона, прервать в здании телефонную связь, а затем озаботиться изготовлением плакатов и листовок, объявляющих Ковент-Гарден «на тропе войны»[80]. Однако в четверг, всего за несколько минут до встречи, Энсону позвонили. Бунтовщиков поджидала в здании полиция. Захват отменялся. Именно тогда «всё и развалилось», вспоминает Джон Туми.
– Кто-то их предупредил, понимаешь. Не хочу называть имен, но подозрения были.
Вечером вместо полей классовой борьбы Энсон отправился в паб. «Я сидел, – вспоминает он, – потягивая „Гиннесс“ пинту за пинтой, и просто глядел в пространство»[81]. Революция откладывалась. У товарищей, говорит он, даже у народного героя Джона Туми, была «кишка тонка». В памяти Энсона сохранилась и его конфронтация с Туми на собрании Ассоциации:
– Люди в этом зале готовы предать друг друга – лишь бы получить что-нибудь от Ковент-Гардена! – воскликнул тогда он[82].
Коалиция мятежников теряла самого радикального члена. То, за что боролся Энсон, что так много значило для него в старом городе – рабочий класс Ковент-Гардена – у него на глазах ускользало. Новые законодательные нормы, установленные бизнес-ориентированным правительством Эдварда Хита, дозволяли нерегулируемую трансформацию промышленных зданий в конторские и отменяли обязательное сохранение исторически сложившегося профиля местных предприятий. Белые воротнички в Ковент-Гардене сменялись синими. Новые предприятия активно пользовались правительственными субсидиями для реконструкции старых зданий. Это были «джентрификаторы» по Рут Гласс или, как звал их Энсон, «кукушата в нашем гнезде». В зданиях бывших складов открывались бистро, бутики и винные бары, над ними располагались студии рекламных агентств или фотографов. Вкусы изменились. Старый тесный Ковент-Гарден, некогда не имевший как будто никакой ценности, стал модным районом. В Ассоциации сообщества преобладали жители района из рабочих, и пока их заботы вроде снижения арендной платы занимали в повестке дня видное место. Однако всё чаще поднимались и новые, к примеру, сохранение памятников архитектуры.
– Художники, знаешь, не хотели, чтобы сносили склады, – говорит Энсон. – Ясное дело. Где же еще им размещать свои огромные мастерские? А на грузчиков [с рынка] или бродяг, спящих на решетках гостиниц, им наплевать.
В апреле 1973 года консервативная партия потерпела поражение на выборах. Ковент-Гарден и власть частных застройщиков сделались злободневной политической темой. В дело вмешался новый городской совет из лейбористов с ярко выраженной левой повесткой дня. Вскоре были опубликованы проекты более сдержанной реконструкции Ковент-Гардена – «никаких небоскребов», «больше жилья», «никаких новых дорог», никаких новых офисов, более обширная зона охраны и «сомасштабная человеку» застройка. Однако после нефтяного кризиса осени 1973 года вся западная экономика погрузилась в самую серьезную со времен Второй мировой войны рецессию. Проект 1968 года был теперь попросту неподъемным. Кто будет гонять по новым дорогам после того, как цены на нефть взлетели впятеро? Следующей осенью консервативная партия была разбита почти наголову и на национальных выборах. Цены на недвижимость рухнули. Резко упал уровень жизни – впервые после 1940-х годов. Набирала силу эмиграция.
И всё же именно в самый разгар кризиса ощущалось некое странное подобие свободы. Впервые за многие десятилетия Лондон не имел грандиозных планов. Это был тот город, лежащий в руинах, который я посетил в детстве вместе с отцом – город распада, но вместе с тем и эксперимента. В трещинах старого города кишели субкультуры – панки, феминисты, анархисты, борцы за права геев. В бывших складах в Ковент-Гардене размещались теперь не только модные бутики, но и ночлежки, и галереи в духе Уорхолла, андерграундные издательства и панк-клубы. 11 ноября 1974 года в опустевшем Ковент-Гардене продали последний ящик яблок, после чего рынок окончательно закрылся.
– Именно тогда, – вспоминает Джим Монахэн, – сообщество было на пике активности. Все знали друг друга. На улицах одна вечеринка сменяла другую. Мы были не просто группой протестующих. Мы создали центр сообщества, спортивный центр, у нас была своя местная газета, мы организовали жилищный кооператив.
На месте заброшенных участков разбивали общественные парки. Открывались клубы для молодежи. Выделялись субсидии на ремонт старых зданий для общественного использования. Приносила плоды установка Риппона на то, что новые проекты должны осуществляться при «широком сотрудничестве с общественностью» – норма для Америки, но серьезная перемена для Соединенного Королевства.
По нынешним понятиям, новый проект реконструкции Ковент-Гардена, в ноябре 1976 года согласованный лейбористским городским советом после очередного поединка на общественных слушаниях с местными жителями, был весьма прогрессивным. Важнейшими вопросами повестки дня были общественное владение зданиями, низкая арендная плата, увеличение жилой площади для семей. «Целью» сообщества в будущем – что было потрясающе для периода нарастающей деиндустриализации – называли легкую промышленность, несколько магазинов (местных, не «модных») и большой выбор доступного жилья. Во главу угла ставилось сохранение, а не разрушение. Новых дорог не предполагалось, так же как и новых офисов. Казалось, что сообщество одержало победу – на несколько месяцев, по крайней мере.
Ибо 5 мая 1977 года на выборах в Лондоне победила партия консерваторов. Незамедлительно был одобрен новый проект реконструкции Ковент-Гардена, но руководство его воплощением возложили на Алана Грингросса, одного из авторов проекта
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 118
