того, что большинство жителей являлись ворами и разбойниками, мне даже не пришлось держать за это ответ. Я вызвал оползень, но все решили, будто он сошёл сам. С тех пор я не могу спать по ночам, я хотел бы искупить вину, но не знаю как! Я не хочу становиться тёмным магом и не хочу терять дар!
Ответа Рене узнать не удалось. Рядом с ней зашелестела сухая листва, и послышались шаги.
— Сейлини Рена! — осторожно позвал её Марселу. — Сейлини Рена, нам пора отправляться в путь!
Рена открыла глаза, но не увидела абсолютно ничего, кроме золотистой дымки. Несколько раз испуганно поморгав, она резко зажмурилась, и лишь затем вновь посмотрела на небо. Сквозь золотистый туман проступили тяжёлые облака и макушки сосен.
— С вами всё в порядке? — Беспокоился рядом Марселу.
— Да-да, — приподнимаясь, поспешила ответить она. Ей потребовалось ещё раз закрыть глаза, прежде чем к зрению вернулась обычная чёткость.
Поправив волосы и разгладив руками юбки, Рена встала, поприветствовала своих попутчиков и со словами благодарности взяла из рук суетящегося вокруг неё Марселу кружку с ароматным чаем. Вкус был тонким и нежным. Чай насыщал и придавал сил, так что одной кружки вполне хватило, чтобы почувствовать себя бодрее.
День был холодным. Морозный воздух неприятно щекотал горло, покусывая оголённую кожу лица. Рена куталась в дорожный плащ, так что была похожа на нахохлившегося цыплёнка. Она прятала руки в большие карманы и вжимала шею к плечам, не давая холодному ветру целовать её шею.
Они шли вдоль петляющей реки не больше часа, к концу которого Рена вновь ощутила нарастающую тревогу. Ей казалось, что становилось холоднее, хотя по раскрасневшемуся лицу Марселу можно было сказать иначе. Наследник Ю расстегнул свой плащ, и даже изредка останавливался на склонах, отдаваясь на растерзание ветру.
— Вам не кажется, что как-то подозрительно нас оставили в покое? — нарушил молчаливое продвижение по лесу Дамиан.
— А разве нас оставили? — хмыкнул Маркус, мигом озадачив всех. — Вы разве не замечаете… их? — И он жестом указал на ближайший куст, где тут же замерло нечто шевелящееся прежде.
«Змеи — в такой холод! Это же ужасное мучение!» — качая головой, посетовала Рена. Она с сочувствием посмотрела на бедную медянку, притаившуюся в корнях кустарника. Теперь она куда чаще смотрела себе под ноги и изредка улавливала осторожные движения сестёр по крови.
Река замедляла свой бег, постепенно расширяясь и густея. Потянуло болотной гнилью и торфом. Маркус остановился возле кромки леса — впереди расстилался болотистый черничник. Вчерашняя буря разметала гать, о которой напоминали лишь редкие уцелевшие вешки.
— Смотрите куда наступать, — вступая на опасный путь, предупредил Маркус. — Шаг в шаг за мной! — После чего обернулся к Рене: — Я должен снова вам напомнить, — гораздо тише произнёс он. — В этом месте очень много змей. Они снова будут вас искушать и звать. Я понимаю, это будет сложно, но не меняйте облик… Последствия могут быть фатальны!
От этих слов по спине Рены прошёл холодок.
— Мы не можем обойти болото? — с надеждой спросила она.
— У нас мало времени, — неохотно признал Маркус. — Если будем медлить, то наги могут запросить помощи короля Линка, и тогда, боюсь, моих сил против двух армий уже не хватит.
Рена тяжело вздохнула и постаралась собраться с мыслями. Если её разум будет так же чист, как сейчас она точно со всем справится! И, ступая шаг в шаг за Маркусом, Рена продолжала твердить себе, что всё в порядке, ей просто не надо прислушиваться.
Чуть заиндевевший мох опасно прогибался под ногами, кочки кренились, а хлипкие редкие деревья, за которые Рена старалась цепляться, трещали и ломались. Ноги невольно оскальзывались, и пару раз она была вынуждена хвататься за плащ Маркуса, чтобы не упасть. Чем дальше они продвигались, тем меньше оставалось твёрдой почвы. Пару раз Рена всё-таки съехала и зачерпала в сапоги болотной жижи, и теперь хлюпала при каждом шаге. И, по началу, это был чуть не единственный звук в округе, не считая редкого похрустывания от шествующих спутников. Окружающая тишина давила на уши и тяготила. Было в ней нечто неправильное, таящее смутную угрозу.
— Рена-с-с-с, — Прошелестело откуда-то из-под ног, заставив Рену вздрогнуть.
Она остановилась и огляделась по сторонам.
— Что-то не так? — участливо спросил Марселу, следующий по её пятам.
— Нет-нет, — поспешила успокоить его Рена и решительно ступила на следующую кочку. Та сильно прогнулась, почти утопая в зеленоватой воде. Ещё пару шагов, и вынужденная остановка: к следующему островку нужно было осторожно прыгнуть.
— Рена-с-с-с, — Повторилось вновь, но Рена не стала прислушиваться. «Прочь! Прочь и моей головы!» — она решительно отогнала непрошеный зов.
— Вернис-с-сь! — Требовательно зашептали голоса. Их становилось всё больше. Вот уже казалось, что морозный ветер сам зовёт её за собой. Тухловатый запах болота кружил голову, вода под ногами умоляюще стонала, а трясина всё неохотней отпускала ноги. Гул голосов всё нарастал, проникая в самое сердце. Голова раскалывалась от шума, перед глазами всё поплыло. «Куда? Куда он только что наступил?» Зрение двоилось, так часто бывало во время перемены облика. Тёплые и холодные пятна сочетались с размытым изображением реальности.
— Иди-с-с-с з-с-с-с-а-а-а нами-с-с-с…
Руки начали трястись, Рена на миг замерла, поняв, что сделала ошибку — нога провалилась в холодную жижу и начала увязать. Стало не хватать воздуха, словно что-то давило изнутри, не давая нормально вдохнуть.
— Вернис-с-с-с-сь… вернис-с-сь…
И ей уже отчаянно хотелось вернуться: просто позволить себе стать змеёй и нырнуть в мутную воду. Она легко проплывёт, не позволив опасной трясине засосать себя. «Не меняйте облик… Последствия могут быть фатальны!» — напомнила себе Рена слова волшебника, чувствуя, как начинает невольно покалывать в теле. Все инстинкты кричали, что в своём змеином облике ей будет куда безопасней.
— Зачем ты предаешь нас? — вопрошали они, заставляя сердца сжиматься от затаённой боли.
— Зачем ты покидаешь нас?
Они окружили её. И тихая музыка шипения стройным многоголосьем всё дальше уводила в мир наваждения. Её несло сквозь мелодию в калейдоскоп обнажившихся чувств.
— Не оставляй нас, вернись!
Голоса вновь и вновь дёргали за оголённый нерв — взывали к чести и долгу. Они истязали сердца, твердя, что нельзя быть такой неблагодарной и бессовестной. И с каждым новым обвинением ядовитые стрелы самобичевания всё глубже вонзались в душу.
Горячие слёзы жгли глаза, почти доводя до изнеможения.
— Вернись, прошу! — взмолился до боли знакомый голос.
— Мама, — простонала Рена, окончательно теряя связь с реальностью. В голосе матери было столько нежности и боли. Она продолжала настойчиво звать, и этому невозможно было сопротивляться. Кажется, Рена сделала
