рядами ослепительных снарядных пятен. Маятник, величиной с океанский пароход, круша все, укатился в недосягаемую для прожекторов даль, вернулся по склону холма и вмял в землю брошенные автомобили, бронетранспортеры, несколько танков и бронебойное орудие.
Семнадцать дней, до 24 июля, вода, как ртутный шар, единой массой перекатывалась в пределах всего листа. По косвенному заключению, лес под пленкой был уничтожен, превращен в прах; южная окраина столицы, накрытая листом при его падении, разрушена, превращена в песок и пыль. Жертв больше не было. За несколько дней город совершенно опустел, его обитатели были переселены в провинции.
Все человечество размышляло о природе пленки: напряженно изыскивались способы воздействия на нее или способы избавления от нее. Заброшенными оказались насущные земные дела. Столкнувшись с недугом забвения настоятельных нужд, во многих странах прибегали к насильственному отвращению способных людей от бесконечных размышлений о неземном феномене, дабы заботы их отягощались еще и мыслями о сегодняшнем хлебе и детях…
Встревожившее всех событие произошло 29 июля. Во второй половине дня пленка снялась и с тысячетонным провисом, вновь пришедшим в движение, полетела низко над землей на юго-запад. За шесть дней, преследуемая летательными аппаратами слежения, обогнула земной шар и опустилась точно на прежнее место со спокойным водяным озером на поверхности.
К середине августа было решено: шестью дирижаблями попытаться поднять пленку и улететь с нею в пустыню Сахару и там оставить, прикрепив к специальному бетонному эллипсу. В худшем случае попытаться утопить ее в океане, закутав в специальную полимерную сеть, обрамленную балластными ядрами.
Безоблачным утром 16 сентября четыре фала, к которым сходилось множество тонких тросов, были прикреплены к четырем радиоуправляемым атомным дирижаблям.
Один за другим дирижабли стали набирать высоту: пленка должна была перемещаться в вертикальной плоскости, как увлекаемое древком знамя, чтобы предотвратить действие восходящих и нисходящих потоков воздуха. Когда получился перепад высоты, озеро рекой стекло с пленки. Дирижабли поднимались медленно, хотя собственный вес пленки, по подсчетам, равнялся только восьми-девяти тоннам. Впрочем, это никого не удивляло: было установлено, что она обладает — любой ее, даже небольшой, край — чрезвычайно выразительным сопротивлением к перемещению. Создавалось такое впечатление, что даже с незначительным увеличением скорости масса почти невесомого до перемещения края пленки начинала неограниченно возрастать.
К одиннадцати часам верхний дирижабль достиг пятикилометровой высоты. Все четыре аппарата едва удерживали пленку против слабого ветра. Подцепился пятый, пилотируемый дирижабль, с которого осуществлялось управление другими, и вся армада взяла курс на Сахару.
Этот парус молчаливо, как мираж в осеннем небе, едва плыл над землей. Люди безмолвно, облегченно вздыхая, провожали его к горизонту.
Когда вся система сместилась к скалистым вершинам гор, пленка своим нижним краем вдруг как-то непривычно быстро стала подниматься вверх. Пилотируемый дирижабль сбросил фал и, конусом разбрасывая водяной балласт, устремился вверх, улетая прочь. Было совершенно очевидно, что пленку поднимают отнюдь не восходящие потоки воздуха. Лист складывался вдвое, как крылья невообразимой бабочки. Четыре радиоуправляемых дирижабля по аварийному сигналу, как идущие ко дну корабли, уже падали вниз, чтобы увлечь за собой пленку и дать возможность спастись пилотам пятого. Но движения пленки были стремительны и четки как движения хищника, Бабочка сомкнула крылья и превратилась в веер. Все дирижабли оказались замкнутыми между ее сложенными крыльями. Недолго было видно, как в разных местах опускаются посреди веера несколько вздутий.
В полдень пленка, сложенная вдвое, возвратилась к городу, опустилась и легла на прежнее место, закрыв собою южную, разрушенную окраину столицы и все то пространство, где недавно шумел вековой парк, превращенный теперь в пустыню. Начались поиски дирижаблей. Коварный лист был тщательно осмотрен снизу и на вертолетах сверху, но дирижаблей не обнаружили. Очевидно, аппараты были заслоены: пленка сложилась вдвое и как бы растянулась до прежних размеров. Ее края пытались расщепить многими хитроумными способами, чтоб между слоями пробраться и спасти пилотов! Но ни одна виртуозная манипуляция успехом не завершилась. И кто бы полез между слоями?
Ветер беспорядочными волнами то прокатывался под пленкой, вздымая ее, то налетал на нее порывами сверху, как на безбрежное злаковое поле, прижимая ее волнистыми впадинами к земле. Куда исчезли аппараты и люди? Где и как их искать?
Стало другим отношение людей к этому непонятному, упавшему на Землю небесному телу. И этому были причины: люди не находили подступов к общению, взаимодействию с ним. Невозможно было установить, насколько разумны и последовательны побуждения и действия пленки. Никто не мог сказать, есть ли и насколько фундаментальна ее враждебность самой природе человеческого существа. Несомненной только была ее своеобычная целенаправленность, имеющая не ясные людям основания и назначения, отвечающие потребностям ее природы.
Тревога вселилась в людские души: не избежать в будущем встреч с космическими объектами, взаимопонимание с которыми будет исключено. И нужно будет, может, на горчайшем опыте, изыскивать все новые, каждый раз новые пути к преодолению одностороннего видения без взаимопонимания.
Прошло свыше трех лет с тех пор, как пленка своим появлением взбудоражила весь мир.
К месту, устрашающему, как лепрозорий, каменотес Херонимо Кинтана пришел в полдень. Этот престарелый человек за три года столько наслушался об этой твердой плесени и о скором насильственном переселении в Бразилию, что, наконец, решил сам посмотреть, из-за чего же хотят выселить тысячи людей. Кинтана вовсе не хотел уезжать в эту постылую Бразилию.
Он прошел через северную часть бывшей столицы. Город был заброшен. Безлюден, как в ненастье безлюдно кладбище. Но не пустынен: собаки, дикие коты и какие-то мелкие звери по временам пересекали раскаленные асфальты улиц, буйно заросшие по щелям и вдоль заброшенных многоэтажных домов. Херонимо пересек покинутую столицу и оказался на южной окраине, превращенной в песок и пыль. Он подошел к уходившей за горизонт плесени, остановился, словно на берегу лилового озера. Осторожно сжал колеблемый ветром край пленки в ладонях, как сжимают ткань в мануфактурной лавке: не мнется ли, и отошел в сторону. Он больше двух часов просидел поблизости на большом потрескавшемся камне. Перед вечером, съев то, что было в кармане, отправился домой.
Он вернулся в заброшенную столицу через три дня в полночь. Город заселили собаки, кошки и, возможно, какие-то дикие животные. От Херонимо шарахались или наискось пересекали путь темные комки, оборачиваясь, вперяли в него зеленеющие глазницы. Каменотес шел посредине улицы с фонарем, покрытым светонепроницаемым абажуром, чтобы не привлечь к себе внимания наблюдателей со сторожевых башен.
— Приятель, что ищешь? — окликнул его кто-то из темноты.
Кинтана остановился.
Кто-то невидимый подошел, нетерпеливо переспросил:
— Что вы ищете тут?
— А вы, вы кто такой?
— Я комендант этого города.
— А я каменотес Херонимо Кинтана.
— Каменотес.
