— Себастьена! — вскричал Жильбер. — Да где же он? И он торопливо обшарил взглядом каждый уголок большой гостиной.
— Он был здесь; он обещал меня подождать. Верно, дворецкий, которому я его поручил, не хотел оставлять его одного и увел с собой В эту минуту вошел дворецкий. Он был один.
— Что сталось с молодым человеком, которого я оставив здесь? — спросил Изидор.
— С каким молодым человеком? — переспросил дворецкий.
Жильбер прекрасно умел владеть собой. Его начала бить дрожь, однако усилием воли он взял себя в руки.
Он подошел к дворецкому.
— О Господи! — прошептал барон де Шарни, чувствуя, как в душе его зашевелилось беспокойство.
— Ну, ну, сударь, — не теряя хладнокровия, проговорил Жильбер, — постарайтесь вспомнить... это мальчик... мой сын... он совсем не знает Парижа и если, не дай Бог, он вышел из дворца, то, не зная города, он рискует потеряться.
— Мальчик? — переспросил лакей, входя в гостиную.
— Да, мальчик, почти юноша.
— Лет пятнадцати?
— Да, да!
— Я видел, как он бежал по коридору за дамой, вышедшей от ее величества.
— Не знаете ли вы, кто была эта дама?
— Нет, у нее была опущена на лицо вуаль.
— А что она делала?
— Мне показалось, что она убегала, а мальчик пытался ее догнать и кричал: «Сударыня!» — Давайте спустимся вниз, — предложил Жильбер, — привратник нам скажет, выходил ли он на улицу.
Изидор и Жильбер пошли тем же коридором, по которому час тому назад прошла Андре, преследуемая Себастьеном.
Они подошли к двери, выходившей во двор Принцев, и стали расспрашивать привратника.
— Да, я видел женщину, она шла так быстро, будто за ней гнались, — отвечал тот. — За ней бежал мальчик. Она села в карету, мальчик бросился следом и подбежал к дверце.
— Что было дальше? — спросил Жильбер.
— Дама втащила мальчика в карету, расцеловала его, дала кучеру адрес, захлопнула дверь, и карета укатила.
— Вы запомнили адрес? — с беспокойством спросил Жильбер.
— Да, запомнил: «Улица Кок-Эрон, номер девять, первые ворота со стороны улицы Платриер». Жильбер вздрогнул.
— Да ведь там живет моя невестка, графиня де Шарни! — заметил Изидор.
— Это — рок! — прошептал Жильбер. В те времена люди были слишком философски настроены, чтобы сказать попросту: «Это — судьба!» Потом он едва слышно прибавил:
— Должно быть, он ее узнал .
— Ну что ж, — молвил Изидор, — едемте к графине де Шарни Жильбер понимал, в какое положение он может поставить Андре, если явится к ней с братом ее мужа.
— Сударь! — молвил он. — С той минуты, как мой сын оказался у графини де Шарни, ему ничто не угрожает. Я имею честь быть с ней знакомым и полагаю, что вместо того, чтобы сопровождать меня туда, вам бы лучше отправиться в путь. Судя по тому, что я узнал от короля, я могу предположить, что именно вас посылают в Турин.
— Да, сударь.
— Позвольте вас поблагодарить за то, что вы сделали для Себастьена; а теперь не теряйте времени и отправляйтесь в путь.
— Доктор! А как же…
— Раз отец мальчика говорит вам, что оснований для опасений нет, можете ехать. Где бы теперь ни находился Себастьен, у графини де Шарни или в другом месте, можете не беспокоиться: мой сын отыщется.
— Ну, раз вы так хотите…
— Я прошу вас об этом.
Изидор подал Жильберу руку, тот пожал ее с сердечностью, обычно ему не свойственной, когда ему приходилось иметь дело с аристократами. Изидор возвратился во дворец, а Жильбер дошел до площади Карусели, пошел по улице Шартр, пересек площадь Пале-Рояля, двинулся вдоль улицы Сент-Оноре, и, затерявшись на минуту в лабиринте маленьких улочек, ведущих к Центральному рынку, он, наконец, оказался на перекрестке двух улиц.
Это были улицы Платриер и Кок-Эрон.
С обеими этими улицами у Жильбера были связаны страшные воспоминания; не раз случалось, что, оказываясь на том самом месте, где он находился сейчас, он чувствовал, как бешено начинало колотиться его сердце; он будто сомневался, по какой из этих двух улиц ему пойти, и, наконец, решительно зашагал по улице Платриер.
Дом Андре, тот самый дом номер девять, был ему хорошо знаком; итак, он не остановился у этого дома не потому, что боялся ошибиться. Нет, было ясно: он ищет предлог, чтобы проникнуть в этот дом, а не придумав предлога, он пытается найти способ пробраться внутрь.
Он толкнул дверь, чтобы убедиться, не осталась ли она незапертой, как это иногда случается будто нарочно в такие минуты, когда человек оказывается в затруднительном положении; дверь была заперта.
Он пошел вдоль стены.
Стена имела десять футов в высоту.
Такая высота была ему не в диковину; однако он решил поискать какую-нибудь тележку, забытую торговцем у стены; встав на эту тележку, он мог бы без труда вскарабкаться наверх.
Будучи проворным и сильным, он легко мог бы спрыгнуть вниз.
Но никакой тележки он не нашел.
Значит, и внутрь проникнуть никак невозможно.
Он подошел к двери, протянул руку к молотку и приготовился было постучать, однако, покачав головой, бесшумно выпустил молоток из рук Очевидно, ему в голову пришла какая-то новая мысль, заставившая его вновь обрести потерянную было надежду.
— Это вполне возможно! — пробормотал он.
Он снова поднялся к улице Платриер и свернул на нее.
Он на ходу с сожалением взглянул на фонтан, где шестнадцать лет назад он не раз запивал дешевую черствую горбушку, пожертвованную щедрой Терезой или гостеприимным Руссо.
Руссо умер, Тереза — тоже, сам он стал взрослым, обрел признание, славу, состояние. Но стал ли он от этого счастливее, спокойнее, разве его терзали, как теперь, сомнения в те времена, когда, сгорая от безумной страсти, он черпал воду в фонтане?
Он продолжал путь Наконец он уверенно остановился перед входной дверью, верхняя часть которой была забрана решеткой.
Видимо, он достиг цели.
Однако он с минуту постоял, привалившись к стене: то ли нахлынувшие воспоминания слишком сильно на него подействовали, то ли он боялся, что вместо спасения за этой дверью кроется разочарование.
Но вот он решился и, проведя рукой по двери, с выражением неописуемой радости нащупал в небольшом отверстии шнурок, при помощи которого эта дверь отпиралась в дневные часы.
Жильбер помнил, что жильцы иногда забывали втянуть этот шнурок внутрь, и когда он задерживался по вечерам и украдкой возвращался в мансарду, занимаемую им у Руссо, он пользовался этой забывчивостью, чтобы войти в дом и добраться до своей постели.
